Игорь Костюченко - Хазарский оборотень. Роман

– Небось не пограбят, знают, что мельница боярского владения. Боярина Радомера побоятся. А я что ж, я тут на своей земле, – сухо ответил Пеласгий, – меня тут и зверь всякий почитает и птица. А прочь того, – прибавил он, доставая из-за пазухи рог, – вот моё оружие, иного мне и не надо. Чуть только звук разнесётся по лесу, его сразу поймут.

– Кто поймёт, Пеласгий? – спросил Ставр.

– Да ведь кому надо, те и поймут, – спокойно ответил мельник.

– Стало быть, чужаки тут не бывают? Окромя варягов? – спросил Доман.

– Бывают и чужинцы, – сухо ответил Пеласгий. – В начале года, по весне, был тут один хазарин. Человек смирный, не купец и не смерд, да только человек он не чистый. Когда стал молился своим чёрным богам, сначала руки-ноги помыл, а потом завыл по-звериному. Я его спровадил, чтоб не принёс земле порчи.

– Хазарин? – тихо спросил Ставр и посмотрел на Домана.

– Как есть – хазарин, – подтвердил Пеласгий.

– Знаем мы этих хазарей, – гневно сказал Доман. – Ходят по княжеству, дороги разведывают, броды ищут на реках, зарубки делают на деревьях. Чтобы войско потом провести…

– Тот был тихий, не такой – медленно ответил Пеласгий.

– Так и что с того? – воскликнул Доман. – Князья Рогволод да Тур не дозволяют чужим слоняться по княжеству.

Мельник вдруг усмехнулся, снял с пояса небольшой рог, протрубил. Низкие звуки понеслись над водой. Рокот, тихий и завораживающий, волновал не только людей. Стреноженные кони вздрогнули, забили копытами, мотали головами. Протрубив, Пеласгий степенно расправил косматую бороду. У его ног зашевелилась трава. Ставр и Доман быстро отступили от старика. Из травы показалась голова ящера, а затем и все чудище целиком – чёрный обрубок, на четырёх коротких лапах, не более трёх пядей в длину.

– Не бойтесь, миряне. Сей аспид мне вроде друга, – спокойно сказал Пеласгий и протянул ящеру на ладони кусок лепешки. Ящер быстро съел угощение и прилёг у ног старика, ворочал хвостом. Ставр и Доман застыли напротив Пеласгия, не в силах отойти. Они не могли отвести взоров от мерцавших черных глаз ящера.

– Ставр! – услышал сын бортника громкий окрик и не сразу узнал голос северянки Элин. Черная молния сверкнула в траве, хлюпнуло в бурой воде. Исчез ящер.

Застучали копыта, хрипели горячие кони. Элин остановила коня, натянув поводья. Рядом гарцевал на вороном суровый Агмунд.

– Подойди, кривич! – крикнула Ставру Элин.

Ставр оглянулся на Пеласгия и Домана. Старик и боярич с интересом пялились на варяжскую девицу и ее чернобородого брата. Агмунд усмехался. Ставр приблизился к Элин. Ловко изогнувшись в седле, Элин наклонилась к юноше, бросив повод. Сын бортника почувствовал, как прильнули на мгновение к его губам горячие уста светловолосой красавицы. Миг, один сладкий миг длилось несказанное счастье.

– За мое спасение тебе! Здрав будь!

Быстро выпрямившись в седле, Элин ударила скакуна пятками по бокам. Конь рванул с места, взметнул копытами речную гальку. Ставр растерялся, смотрел вслед удалявшимся Агмунду и его сестре. Взгляд Домана обжег. Боярич толкнул в плечо замешкавшегося мельника, заорал.

– Что заснул, старый лешак! Коня вели подать! Живо!

Пеласгий бросился звать работников. Вскоре и боярич мчался прочь от мельницы, рискуя соскользнуть прибрежной глины в Полоту.

Ночью на сеновале дружно храпели работники Белян да Верига. Ставр не мог никак заснуть, хотя наломался за день немало, разгружая мешки с зерном. Все грезился светлый осенний день: желтые листья, быстрая вода, улыбка северной красавицы, одарившей его за смелость с несказанной щедростью. Как неожиданно смело вторглась она в его убогую и смиренную жизнь? О сестре чернобородого варяга хотелось думать нежно и трепетно, тысячу раз вспоминать ее речь, походку, светлый взгляд.

Но кто он? Жалкий раб, вынужденный ютиться там, где прикажут сильные люди. Как посметь мечтать о ней, деве-воительнице, хранимой доблестью отважного брата-викинга? Никогда не стать гордой Элин его суженой, любимой, единственной. Такая девица разве что бояричу, сыну родовитого отца под стать, но не ему, Ставру, отверженному смерду.

Перед рассветом сон одолел. Ставр видел отца, идущего по громадному лугу, на котором гудели, сшибались в полете мохнатые шмели. По небесной лазури совершал вечный путь бог Ярило в сияющей колеснице. Но хмурились вдруг небеса. Загремел гром, начался ливень. Вспыхивали и угасали страшные видения. Чернели скользкие тела ящеров в бурной реке. Пеласгий шествовал по водам, будто по суше, разбрасывая во все стороны серебряные яблоки. И бил, бил по незримой наковальне чей-то звонкий молот, сыпались снопами пылающие искры.