Игорь Костюченко - Хазарский оборотень. Роман

– Хорошо, отец, воля твоя.

– Вот и ладно.

Той летней ночью на пути к ночлегу, что был приготовлен Ставру на гумне у рыбацкой избушки, Боян остановился и снял с себя мешочек, сшитый из оленьей кожи и украшенный стеклянным бисером. Протянул вещицу Ставру.

– Возьми.

– Что это? Зачем?

– Надо, – голос отца звучал решительно и неожиданно сурово, – Ты должен взять. Тебе семнадцать. Я убил его, когда мне было столько же. Это случилось на Воловьем озере. Медведь напал на меня, когда мы с твоим дедом Тудором расставляли борти на ухожье. Зверь ударил Тудора и сбил его наземь, сломал рогатину, зацепил когтем. Кровь залила лицо твоего деда. Он звал меня. Я не опоздал. Когда медведь встал на задние лапы, чтобы обрушиться на меня, я ударил его ножом в сердце.

Поверженный зверь долго помирал, бился в агонии, смерть никак не брала окаянного, вспоминал Боян. Пришлось размозжить его череп камнем. Только тогда хищник испустил дух. Череп хозяина чащобы бортники принесли в жертву богам, а медвежьи клыки стали с того дня защищать тех, кто сокрушил лесного великана. Боян утверждал, что именно этот амулет помог ему в день страшного пожара, испепелившего придвинское ухожье бортников.

Передав амулет, Боян спросил сына, задумчиво глядя на сверкающие звезды.

– Береги себя, Ставр.

– Хорошо, отец. Но почему…

– Не спрашивай ни о чем. Просто обещай.

– Хорошо. Но что мне обещать тебе?

– Что будешь жить. Во что бы то ни стало. Чтобы сберечь не только себя, но мать и сестру.

– Да, отец. Клянусь.

В прошлом остались та летняя ночь, Боян, заветы его. Незадолго до рассвета, мокрый от осенней росы, Ставр проснулся на бугре у Двины, будто кто-то толкнул его в плечо. Он оглянулся. Никого рядом с ним не было. Над рекой колыхалась молочная стена. Туман, плотный и вязкий, окутал землю, ожидая, когда Ярило растопит его своими золотыми лучами.

Из молочной стены вышла, пошатываясь, Малуша. Подала сыну холстину.

– Лепешки. Тебе пора, сынок. Скоро светает.

– Отец… я говорил с ним, матушка. Тогда, летом…

– Я знаю. Помни о том, что он сказал. Но берегись и будь осторожен. На боярском дворе много врагов. Сильные люди погубили Бояна. Трудно тебе будет. А теперь ступай, найди супостата…

– Но кто он? Радомер? А, может, жрец Светозар? Ведовством напустил на нас лесной пожар? Скажи, матушка! Он?

– Не знаю, сынок. Молись о душе Бояна. Светлые боги помогут найти убийц. Ступай.

Поклонившись матери, Ставр пошел над Двиной. Оглянулся. Малуша стояла у реки на тропе, по которой однажды ушел в предрассветный сумрак отец. У берега колыхался на волне привязанный к колышку челн. Боян выдолбил его из цельного дуба давным-давно своими руками. Вечером прошлого дня Ставр сложил в него собранный невод.

– Невод продай, матушка, рыбарям в Экимань, – сказал сын бортника. Малуша согласно кивнула, махнув рукой.

Белую рубаху Малуши рвал предрассветный ветер. Её тело казалось Ставру невесомым, сотканным из тумана, из тонкого марева, что плыло над темной водой. Вихрь, внезапный, сильный, озорной, вот-вот мог подхватить её, легкую, ранимую. И ему стало страшно оттого, что он может потерять мать навсегда. Так, как и отца. Нет, он, Ставр, сын бортника Бояна, не позволит не унести ветрам зыбкое туманное видение прочь, в дальние дали, туда, где темнели за Двиной черные леса.

– Никак варяги пожаловали, – Белян, работник Пеласгия, разогнул усталую спину. Ставр увидел, как над Полотой по тропе к мельнице мчались всадники. Впереди на вороном скакал бородатый вершник.

– Агмунд, конь у него приметный, как ночь чёрен, – сказал Велига, второй работник мельника. Он опасливо покосился на бревенчатое строение, примостившееся у бурного потока. – А вы, ребята, не отлынивайте. Пеласгий нутром чует, потом наверстывай. Неровен час без похлёбки оставит.

Белян нехотя взвалил на спину тяжелый куль с зерном, чтобы волочить ношу к жерновам, где заправлял придирчивый Пеласгий. Работать начали рано, задолго до рассвета. Беляну и Велиге хотелось отдохнуть после вчерашней гульбы, ведь браги давеча перебрали они порядочно.

– И ты б, Ставр, заканчивал с колесом-то, да нам подсоблял, – проворчал Велига, – Нечего на девок пялиться.

Мимо Ставра пронеслась рядом с боярским сыном Доманом, стремя о стремя, белокурая дева. В седле держалась по-мужски, привычно, прямо. Ставр опустил ведро с дегтем, которым мазал колесо. Залюбовался красавицей.

– Держись дальше от берега, Элин! – крикнул, обернувшись к деве чернобородый варяг.