Анна Берсенева - Ангел-хранитель

Он сидел на краю кровати, держал ее руку в обеих своих руках и осторожно покачивал, как ребенка.

– Ты правда этому рад? – спросила она.

– Почему мне не веришь? – укоризненно произнес он.

– Потому что виновата перед тобой… Может быть, даже больше, чем перед нашим сыном.

– Хороший он. Сразу видно.

– Но вырос без тебя. Из-за того, что я отдалась умозрительной логике и мгновенному отчаянию… Что я натворила с нашими жизнями, Федя? – чуть слышно произнесла она.

– Ну все, Лидушка, хватит пеплом голову посыпать. Надо жить. – Его улыбка просияла ей в темноте. – Что было, то было. А теперь зато какой мне подарок! И ты, и сын у нас…

Он наклонился, коснулся лбом ее плеча.

– Это все правда? – спросила она. – Не во сне?

– Правда.

Иконы были уже вынуты из ящика и расставлены на консоли в гостиной. Все они были теперь здесь – полный ангеловский иконостас. Кроме Ангела-хранителя, но его Вера не надеялась увидеть.

– Счастье, что мы только что вывозили такие же, – сказал Андрей. – Я смог получить все документы быстро.

– Это точно, что он… именно так умер, как дочь его рассказала? – спросила Вера, отведя наконец взгляд от икон.

– Я не мог проверить, – пожал плечами Андрей. – Но зачем она стала бы меня обманывать? Сказала, что он захлебнулся рвотными массами.

– Что ж, собаке собачья смерть.

– Вера, ну зачем ты так? – укоризненно заметила Лида.

– Вот только меня не уговаривайте ему посочувствовать, – бросила Вера. – Пойдем, Сеня, спать пора.

– А иконы? – спросил Семен.

– Завтра утром отнесем на склад. – Оглянувшись, она еще раз окинула их взглядом и заметила: – Больше-то некуда.

Вера с Семеном ушли к себе в спальню.

– Ты ляжешь, Андрюша? – спросила Лида.

– Устал ведь с дороги, – сказал Федор.

– Я прогуляюсь, – сказал он. – Вы ложитесь, завтра наговоримся. – И, уже выходя из комнаты, спросил по-французски: – Мама, как будет уменьшительное имя от Лукерья?

– Луша, – ответила она. – Уменьшительно-ласкательное.

– Ласкательное?

– Ну да. А зачем тебе?

Андрей не ответил. Когда он вышел, Лида и Федор удивленно переглянулись.

Из-за двери раздалось:

– Кто там?

– Это я, – ответил он, и дверь сразу же распахнулась.

Лукерья стояла на пороге в ночной сорочке и держала кочергу, но не оборонительно, а в опущенной руке.

– Почему вы с кочергой? – спросил Андрей.

– Боюсь теперь дверь открывать.

Она дрожала вся, это было очень заметно.

– Но открыли.

– Вам.

– Но ведь я не назвал себя. Это потому что я… очень потерялся.

– Растерялся, – поправила она.

– Да.

– Темка мой вчера приходил – сказал, вы совсем уехали.

– Я уехал, – кивнул Андрей. – Но вернулся. Потому что… Я не мог понять, зачем уехал от вас. Стало невозможно жить без вас, Луша…

И как только он произнес вот это ее имя – Луша, – все переменилось в нем. Стало легко поднять руку, провести ладонью по ее виску, щеке.

– Это правда – ласкает ваше имя… – сказал он.

Она вскинула руки ему на плечи и обняла так, что и трепет ее, и жар стали его частью. Лучшей частью – так он подумал, пока то, что происходило с ним, еще можно было назвать мыслью.

Все дальнейшее назвать мыслью было уже невозможно, но можно было назвать счастьем. Да оно и было счастьем – поцелуев, и тихих слов, и слов громких, и сплетения, и слияния. Любви!

Она все длилась и длилась, любовь, – и когда страсть сменилась уже только нежностью, а стоны – шепотом.

– Откуда ты такой взялся, а? – Луша приподняла голову, лежащую у Андрея на плече, только для того, чтобы заглянуть ему в глаза. – С Луны?

– Почему с Луны?

Она кивнула вверх:

– Ну, оттуда.

– Я не похож на Маленького принца, – улыбнулся он.

– На кого? – не поняла она.

– Есть такая книга Экзюпери.

– Как же я тебя встретила?..

В ее голосе прозвучало такое недоумение, что Андрей засмеялся:

– Ты встретила меня очень хорошо. Очень ласкательно.

Она засмеялась тоже.

– Когда я увидел тебя первый раз, – сказал Андрей, – мне показалось, что я знал тебя всю жизнь. Я тогда очень удивился этому. А теперь не удивляюсь.

– А я и тогда не удивилась, – ответила она.

Андрей вернулся так рано, что в ангеловском парке еще стояла тишина. Собственно, он и не вернулся, а просто зашел за своими вещами.

Федор стоял на поляне перед флигелем возле привинченного к столбу умывальника.

«Я люблю, я любим, я иду по парку, по которому ходили мои прадеды, и вижу моего отца, он бодр и счастлив. Это счастье и есть. То, которое способно длиться», – подумал Андрей.