Борис Тумасов - И быть роду Рюриковичей

— Эй, погань косоглазая, приходи, ещё угостим!

Калёные печенежские стрелы с пучками горящей просмолённой травы роем летели на город, зажигали пожары, но русы тушили их. Печенеги выжгли Подол и погосты вокруг Кия-города. Сгорело Предславино, но русы не сдавались. Отряды печенегов ходили к древлянам, достали дреговичей, но земля была пустынна, и в погостах никто не жил. Пустыми оказались и городки. Дозоры выведали — русы собираются у Смоленска-городка. Кучум посмеялся: они сбиваются в кучу, как стадо баранов.

— Когда мы возьмём Кий-город, я поведу вас к Смоленску, — говорил хан темникам и тысячникам. — Там урусы ищут спасения от наших сабель, но мы достанем их.

И он раз за разом, днём и ночью посылал воинов на приступ, гнал их плетью, но результат был один. Каждый вечер печенеги сжигали убитых. Сколько их погибло, Кучум не велит считать, и так печенеги неохотно лезут на стены. Но сколько бы ни сопротивлялись русы, он заставит князя Олега сдать город, и тогда им не будет пощады.

Вдалеке загремел гром. Кучум оглянулся. Из-за леса выползала туча. Она напоминала печенежскую папаху [96] Папаха — высокая меховая шапка (кумыкск.). из чёрной овцы. Яркая молния перерезала тучу, и снова зарокотал гром. Хан повернул коня и зарысил к становищу.

Обложной дождь лил всю ночь, лишь утром небо очистилось и засверкало солнце. Оно было яркое, большое, и крупные дождевые капли на листьях заиграли, заискрились.

По скрипучим ступеням Олег поднялся на верхнюю смотровую площадку воротной башни. Орда пришла в движение. Спешившись, печенеги подтягивались к стенам, тащили лестницы: они готовились к новому приступу. А позади, не ближе двух полётов стрелы, где стоят печенежские вежи, горели костры под треногами, в казанах варилась еда.

Когда оттуда тянул ветер, в голодный Киев доносился дразнящий запах баранины или конины.

На продуваемом холме расположилась просторная белая вежа Кучума, тут же на шесте его бунчук. Вокруг юрты его жён. Иногда Олег видел Кучума. Он коренаст, сутул и в летах. Князь определил это по тому, как хан садился в седло. Нет той лёгкости, с какой молодой печенег взлетает на коня.

Печенеги упрямы и злы, а Кучум убеждён: продовольствие в Киеве скоро закончится и тогда киевляне откроют ворота.

Но печенегам неизвестно, что прошлой ночью, в грозу, их стража потеряла бдительность и в Киев на однодревке пробрался гонец от воеводы Ратибора. Он уведомил Олега, что у Смоленска собрались древляне и дреговичи, на подходе боярин Путша с вятичами и радимичами, а как дождутся новгородцев, так и двинутся к Киеву.

Этого часа ждал князь, ждал и воевода Никифор, и дружины, ожидал весь люд киевский. Олег принял решение: как побегут печенеги, он станет преследовать их не только на земле Полянской, но и в Дикой степи. Не зная пощады, убивать всех, кого настигнут, чтоб надолго запомнила орда, как ходить войной на Русь.

Похудел Евсей, волосы растрепались, а холёная борода вскосматилась. Он давно потерял счёт дням, проведённым на стенах.

Вместе со всеми Евсей оборонял город. Его тяжёлая дубина обрушивалась на головы печенегов, которые карабкались на стены по приставным лестницам.

— Не я бью, Бог карает, — приговаривал при этом Евсей и снова заносил дубину.

Приход печенегов нарушил задумки купца. Он рассчитывал по весне отправиться в Константинополь, теперь же до будущего лета надо забыть о Зое и торговых делах. Каждый раз, поднимая дубину над головой печенега, он вкладывал в удар всю злость.

Ночами Евсей спал здесь же, на стене, подложив под себя тулуп, ел что Бог пошлёт, а чаще оставался голодным. В усадьбе появлялся редко, во всём доверяя управителю, на которого оставлял хозяйство в частые отъезды. Когда же приходил, ему топили баню, он отлёживался на полке, баба-холопка хлестала его берёзовым веничком до покраснения, а потом Евсей расчёсывал волосы костяным гребнем, приводил в порядок бороду; выпив квасу, настоянного на мяте, закрывался ненадолго в молельне и снова отправлялся на стену.

Спал он чутко — привык за годы странствий, а уж на стене совсем не до сна. Глаза сомкнёт — и снова бодрствует. Однажды в полночь пробудился от шороха, поднял голову, увидел — печенег на стену взобрался. Вскочил Евсей, взмахнул дубиной, удар по сабле пришёлся. Вылетела она из руки печенега, но тот на купца с ножом набросился. Евсей его приподнял, швырнул в ров. Потом вниз заглянул — нет, не лезут печенеги. Раскачав, оттолкнул от стены лестницу и снова улёгся, уставился в небо. Мерцают, перемигиваются яркие звёзды. Сколько раз видел их Евсей, но сейчас смотрел по-новому. Даже став христианином, он считал звёзды глазами умерших. Где-то с той высоты взирали на него мать и отец. Настанет время, и он, Евсей, тоже будет разглядывать землю, её суету сует. Если бы он мог сейчас, живой, взглянуть с неба на царственный град и увидеть Зою... Евсей часто вспоминал её глаза с искорками и тепло ласк.