Владимир Зима - Исток

— Того не ведаю, — добродушно ответствовал киевский князь. — Что мне ляхи баяли, то я тебе передал... Знаю только, что у тех ляхов купил князь Олдама мечей германских до полусотни и в Киев людей своих присылал, чтоб меняли они мягкую рухлядь на щиты и секиры... Киевские щитники — мастера известные. К нам за щитами, почитай, от всех земель приезжают...

— Неужто и впрямь Олдама воевать задумал?.. — всё ещё не веря услышанному, спросил Милорад. — Дурная кровь взыграла или молодая спесь покоя не даёт?

Схватил со стола чашу с хмельным мёдом, единым духом осушил, вытер усы, грозно усмехнулся.

— Скажу, как на духу, брат Аскольд, — наклоняясь к сотрапезнику, доверительно поведал Милорад. — Ведь собирался и сам я нынче наведаться в землю дреговичей... Так ведь к ним и ходить — только ноги трудить. Взять-то с голого — нечего! Живут по гнилым болотам, голодают, беличьим мясом питаются, тьфу!..

— Вот и пособил бы Олдаме, увёл бы от него сотню-другую людишек, всё ж легче им было бы прокормиться! — хитро усмехнулся Аскольд, похлопывая полоцкого князя по плечу. — Олдаме — облегчение и тебе — прибыток. Ополонился бы челядью, да и свёз на торжище. Хоть ко мне, в Киев, а хоть к урманам, в Бирку... Сам знаешь, там за девок можно выменять чего ни пожелаешь!..

— И то верно, — согласился Милорад, ударяя себя по толстым ляжкам. — А девки дреговичские — ух, ядрёные, даром что на одной мякине вскормлены. Верно говоришь, брат Аскольд! Надо непременно сходить... Ох, надобно проучить щенка, чтобы язык-то поукоротил!

— А к Гостомыслу не собираешься? Минувшим летом приходил в Киев воевода Вадим, просил прислать в Славгород обоз жита... Баял, будто по весне придёт к нему войско немалое, их кормить надобно, а своего жита у Гостомысла до весны своим отрокам не хватает, а тут целое войско кормить-поить... Призывает он к себе ратных людей от всех племён... Походом идти на кого-то вздумал или к себе незваных Гостей поджидает...

— Урманов, слышал, бить собирается, дак ведь урманы — за морем, то ли придут, то ли не придут... То ли будет битва, то ли не будет... Нет уж, я, пожалуй, дома отсижусь, — сказал, позёвывая, Милорад.

Утром, едва проснувшись, князь Аскольд услышал доносившийся со двора людской ропот. Постельничий Ват, дожидавшийся пробуждения Аскольда, поторопился известить князя, что в Детинец со всего города сошлись полочане, умоляют киевлян уступить хоть немного хлеба.

— Грозятся полочане, если добром не дадим хоть сколько-нибудь, отбить наше жито... — опасливо оглядываясь на окна, затянутые мутными бычьими пузырями, завершил свои речи постельничий.

Князь Аскольд тряхнул головой, отгоняя остатки сна, потянулся, свесил ноги с лавки. Постельничий помог надеть мягкие юфтевые сапоги, набросил на плечи Аскольда тяжёлую волчью шубу.

Протяжно зевая, Аскольд вышел на резное крыльцо и увидел перед собой мрачно насупившихся полочан, заполнивших всю площадь перед княжеским теремом.

При виде киевского князя толпа загудела, заволновалась. Отовсюду послышались протяжные жалобные вопли:

— Жита дай, княже!..

— Жи-и-ита!..

— Добром просим...

Аскольд поднял руку, дождался, пока толпа угомонится.

— Полочане, братия!..

Постепенно умолкли голодные люди. Лишь сзади глухо переговаривались, напирали, тесня передних, придвигая к дубовым ступеням всё ближе и ближе.

— Даже и не ведаю, как растолковать вам, что зашли мы в Полоцк только обогреться с дороги, передышку коням дать. А путь наш лежит на полночь, к славгородскому князю Гостомыслу...

— Жи-и-та... — протяжно завопили женщины.

— Жита дай! — угрюмо подступали к киевскому князю мужики.

Аскольд зябко поёжился, поправил на плечах шубу, поковырял снег на крыльце носком зелёного хазарского сапога.

— Быть по-вашему, братья полочане!.. — громко согласился Аскольд.

Толпа враз притихла.

— Поделимся мы с вами житом... А вы отдаритесь мягкой рухлядишкой. Менять будем так: за меру пшеницы — десяток соболей, за меру ржи — сорок белок.

Оголодавшие полочане взревели, однако перечить никто не стал, а самые бойкие да ушлые уже протягивали заезжим отрокам связки играющих на солнце куньих и собольих шкурок, подставляли мешки под золотистое зерно.

Через неделю князь Аскольд простился с гостеприимным Милорадом и вновь отправился в путь.

Вдоволь намаялись его люди, продираясь обозом сквозь дремучие кривичские леса, пока не вышли на реку Ловать, закованную в крепкую ледовую броню.