Владимир Зима - Исток

Сызмалу привыкший бегать в полном вооружении, налегке Бьёрн довольно скоро настиг беглеца, крепко ухватил его за хитон, однако ветхая ткань расползлась под пальцами варяга, воришка выскользнул из рук и припустил со всех ног.

И когда Бьёрн вновь настиг его, прежде всего ловкой подсечкой повалил на землю, навалился всем телом сверху и живо связал грабителя по рукам и ногам своим кожаным поясом.

— Возьми всё, только отпусти! — взмолился запыхавшийся вор, и глаза его жалобно сверкнули. — Отпусти, чужестранец, смилуйся!.. Век за тебя стану Бога молить.

— Не нуждаюсь я в твоих молитвах, потому что верю только своим богам, но как ты станешь им молиться? — усмехнулся Бьёрн, легко вскинул вора на плечи, словно куль с зерном, и понёс назад.

Поняв, что на сей раз от неминуемого наказания ему никуда уж не деться, вор принялся озлобленно шипеть, норовил извернуться и укусить, так что Бьёрну приходилось время от времени поправлять свою поклажу и встряхивать пойманного воришку так, чтобы он не смог дотянуться зубами до шеи или до плеча.

— Ага-а-а!.. — торжествующе закричал ювелир, когда Бьёрн положил связанного вора к его ногам. — Попа-а-ался! Теперь тебя ждёт справедливый суд и заслуженная каторга!

Злорадно смеясь, но в то же время опасливо косясь на зубы вора, ювелир запустил руку ему за пазуху и извлёк оттуда целую связку золотых украшений.

— Вот тебе, негодяй! — проскрипел ювелир и с нескрываемой ненавистью ударил вора ногой в лицо, норовя носком сапога выбить ему передние зубы. — Будешь впредь знать, как зариться на чужое добро!..

Опомнившийся ститор подскочил к лежащему вору и принялся охаживать его по плечам и по спине самшитовой дубинкой, пока ювелир не сказал ему:

— А ты, трусливый бездельник, можешь немедленно убираться на все четыре стороны! Таких стражников мне не нужно, и на те деньги, которые я тебе плачу, я смогу нанять более достойного ститора. Пшёл вон!

Ститор огорчённо почесал в затылке, сплюнул, ударил ещё раз затихшего вора, срывая на нём свою злость, и медленно побрёл по Аргиропратию, провожаемый едкими насмешками недавних сотоварищей.

Прибежали городские стражники и уволокли вора.

Постепенно разошлись зеваки, успокоилась праздная улица.

Бьёрн помог ювелиру перенести в мастерскую его прилавок с нераспроданными украшениями, затем благодарный ювелир, слегка помявшись, дал Бьёрну золотую монету. После некоторого раздумья добавил еще пять серебряных милиарисиев.

— Твои благие деяния тебе зачтутся на Страшном Суде, — проскрипел ювелир. — Пожалуй, я куплю у тебя твой браслет. Я могу тебе дать за него...

— Если не хочешь, можешь не покупать... — сказал Бьёрн, забирая браслет из рук ювелира и надевая на правое запястье. — На первое время мне хватит тех денег, что ты мне дал, а там видно будет.

— Кому ты служишь? — поинтересовался ювелир, оглядывая Бьёрна с головы до ног. — Кто твой хозяин?

— Я сам себе хозяин. А прежде служил в императорской гвардии, в личной охране его величества Михаила!

— Отчего же ты оставил такую замечательную службу? — насторожился ювелир.

— Все мои сотоварищи ушли домой, а мне пришлась по нраву здешняя земля. Тепло у вас, хорошо! Если бы меня не ограбили вчера в порту, я бы уже вновь поступил на государственную службу. Но не мог же я идти в императорский дворец без сапог!

— А ты не хотел бы послужить ститором?

— Сколько ты станешь платить?

— Двадцать четыре номисмы в год, ну, и ещё... наградные ко всем праздникам...

Бьёрн оглядел мастерскую, сказал твёрдо:

— И ещё — ты сегодня же купишь мне сапоги.

По совету ювелира Автонома Бьёрн снял себе недорогую квартиру вблизи цистерны святого Мокия — помещалась она под самой крышей большого доходного дома, довольно далеко от Аргиропратия, за стеной Константина, однако имела одно несомненное достоинство — небольшую цену. Кроме того, неподалёку был выход на крышу, где Бьёрн устроил загончик для своих голубей.

Поселившись в этой каморке, Бьёрн нанял кухарку, познакомился с мясником и зеленщиком, постарался завоевать их расположение, чтобы в трудную минуту пользоваться кредитом.

В воскресенье Бьёрн отправился на птичий рынок и купил там шесть пар голубей, которых поселил на крыше и время от времени принимался гонять их залихватским свистом.

На соседней крыше обнаружился ещё один любитель гонять голубей, с которым Бьёрн скоро подружился.

Новая служба оказалась не слишком утомительной — три дня в неделю стоять рядом с прилавком, поглядывать на прохожих, уважительно раскланиваться и беседовать с возможным покупателем, отгонять подальше всякую голытьбу и мошенников.