Владимир Зима - Исток

У монастырских ворот стоял лёгкий возок, в который была запряжена четвёрка гнедых коней.

Ах, какие это были красивые кони!..

Даже тот, кто вовсе не разбирался в породах и статях лошадей, не мог не залюбоваться этой четвёркой.

Елена обратила внимание и на нового конюха — молодого, высокого, статного. Лениво сбивая хлыстиком пыль с мягких сапог, конюх прохаживался вдоль коновязи. Красивый, как эллинский бог, подумала Елена, вбегая в дом матери настоятельницы.

В просторных покоях игуменьи Елена увидела отца — протоспафарий Феофилакт стоял у окна, вполголоса беседуя о чём-то с настоятельницей.

— Здравствуй, Елена! — обрадовался Феофилакт.

— Здравствуйте, батюшка, — сказала Елена, от порога кланяясь отцу и матушке игуменье. — Правду ли поведала ключница? Батюшка, вы увозите меня в Константинополь? Но обучение ещё не завершено, я только приступила к изучению истин.

— Тебе, дочь моя, оказана великая честь, — с уважением поглядывая на скромно потупившуюся юную воспитанницу, сказала настоятельница. — Ты будешь представлена её величеству василиссе Феодоре, а затем в числе немногих дев явишься василевсу Михаилу, дабы он избрал невесту...

Слова игуменьи звучали в ушах будто сладкая музыка.

— Не может быть! — простодушно воскликнула Елена, голова её пошла кругом.

— Я буду молить Господа, чтобы выбор нашего монарха пал на тебя, ибо уверена, что именно ты сможешь стать ему достойной супругой, — сказала игуменья. — Это великая честь и для тебя, и для всей нашей обители...

Елена перевела удивлённый взгляд на отца.

Протоспафарий Феофилакт, сохранявший невозмутимость в любых ситуациях, и на сей раз многозначительно улыбнулся и лишь молча кивнул, подтверждая правоту настоятельницы.

— Это так неожиданно, это похоже на сон, — прошептала Елена. — Быть представленной его величеству — это такая честь. Нет, не может быть, это сон!

— Это не сон, — любуясь дочерью, сказал Феофилакт. — Ты уже взрослая, так что приготовься к тому, что в твоей жизни скоро произойдут большие перемены.

— Елена, — участливо вымолвила игуменья, — я всегда желала тебе добра. Надеюсь, и ты не забудешь нашу обитель своими милостями, когда возвысишься над жёнами Ромейской империи.

— Я никогда не забуду вас и всё, что вы сделали для меня! — со слезами в голосе воскликнула Елена, опускаясь на колени и припадая губами к руке настоятельницы.

Матушка игуменья, тоже готовая прослезиться, умилённо глядела то на Елену, то на протоспафария, горестно вздыхала и скорбно поджимала тонкие губы.

— Но я не смею даже подумать о такой участи. В Константинополе есть много девиц более именитых, более родовитых... Я останусь в обители, буду до конца дней своих славить Господа... Я боюсь... — едва слышно прошептала Елена.

— Бог милостив, — улыбнулась матушка игуменья.

Протоспафарий Феофилакт недовольно вздыхал и более всего на свете желал бы схватить дочь за руку и увести её на залитый полдневным солнцем двор, где монахини, верно, уже заканчивали готовить в дорогу лёгкий крытый возок.

Если бы только дочь могла знать, сколько усилий потребовалось Феофилакту для того, чтобы Елена была внесена в список царских невест! Сколько пришлось снести унижений и насмешек!..

Слишком многие столичные и провинциальные сановники стремились удостоиться чести представить юных дев молодому монарху.

Слишком крупной была ставка в той игре — императорская корона, высшая власть...

А в словах дочери действительно содержалось немало правды, причём такой правды, о которой и сам Феофилакт предпочёл бы не упоминать.

Что греха таить — он не смог добиться в этой жизни того, на что рассчитывал. Так пусть хоть его ребёнок достигнет большего в этой жизни...

Старинный аристократический род, из которого в прошлом вышло немало весьма высокопоставленных царедворцев и военачальников, род некогда весьма влиятельный, давно утратил и былое величие, и положение при дворе.

После смерти старшего брата Мануила, сумевшего возвыситься до звания протомагистра, Феофилакта как-то незаметно отодвинули в сторону, постоянно обходили наградами и титулами, а в последние годы безродный выскочка — великий логофет Феоктист — перестал приглашать его во Дворец даже на те церемонии и приёмы, куда Феофилакт имел право являться в силу своего титула старшего меченосца.

Нельзя было сказать, что Феофилакт впал в немилость, поскольку и до притеснений от великого логофета он не успел искупаться в лучах монаршей благосклонности.