А. П. Богаевский, донской атаман
I. КАЗАКИ В ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ И ПОСЛЕ НЕЁ
Казаки, несмотря на то, что были при российских монархах усиленно преобразовываемы из народа в сословие военных слуг, всё же сохраняли в себе определённую критичность и оппозиционность к власти. Об этом, в частности, свидетельствует И. Родионов, написавший в 1914 году работу «Тихий Дон», отрывок из которой под названием «Власть и казаки» был помещён в газете «Казачий взгляд» (№1, 2000 г.):
«Политику правительства относительно Дона за последние 50—60 лет нельзя признать целесообразной и сколько-нибудь справедливой. Правительство, разрушив стройное, веками органически сложившееся казачье самоуправление, ничего творческого, благодетельного не внесло в казачий быт. Лишив казаков свободы выбирать из своей среды войсковых атаманов, оно с средины прошлого столетия, именно с 1848 года, когда был назначен атаманом неказак Хомутов, ни одного прирождённого казака уже на это место не назначало.
На первый взгляд, как будто нет в этом большой беды. Говорят, назначение в войсковые атаманы неказака обусловливалось опасением, как бы донцы, по примеру предков, когда-нибудь не вздумали идти в Россию «добывать зипунов», – опасение дикое и смешное с точки зрения человека, хоть сколько-нибудь знающего теперешний быт и характер донского казака – вернейшего и преданнейшего слуги престола и отечества. Потом, когда в глазах правительства этот страшный мираж рассеялся, придумали иную причину, а именно: назначение на должность атамана прирождённого казака породило бы на Дону кумовство. Дон был бы захвачен в руки какой-то казачьей олигархии. Удивительно, как будто в остальной России нигде не процветает кумовство, протекция, радение родному человеку, и этого не боятся, а вот Дон от этого оберегают.
Всё было бы хорошо, если бы на ответственную должность войсковых наказных атаманов назначались всегда люди мало-мальски подготовленные к управлению этим обширным своеобразным краем, но, к несчастью, случалось, что этого высокого, хорошо оплачиваемого Войском Донским назначения удостаивались люди не только не знавшие быта и духа казака, но иногда даже враждебные ему.
Мне невольно вспоминаются сетования одного донского старожила, по своему положению прикосновенного к донским атаманским кружка́м. «Представить себе не можете, – с горечью говорил он, – каких людей дают нам в атаманы. Придёт такой генерал в Новочеркасск, никогда в глаза не видавший жизни казачьей, и начинает строчить приказы и вводить реформы, а между тем знакомство его с краем настолько убогое, что иногда целый год ему растолковывают, что такое казачий земельный паёк. Наконец, человек освоился, хоть в теории-то понял эту казачью азбуку, смотришь – его уж и убрали, а вместо него прислали другого сановника, и снова начинается та же волынка…
Согласитесь, что нельзя же учиться управлять краем на живом народном теле… Ну, а как такое управление отзывается на само́м несчастном казаке, лучше и не говорить. Погубили Дон, доканали казака окончательно, и никто там в Петербурге видеть этого не хочет».
* * *
На фоне этнической дряблости, и связанной с этим этнополитической амбивалентности русских, казаки на рубеже 1917 года поражали всех сторонних наблюдателей (причём как доброжелательных, так и враждебных) прочно укоренённым в национальном менталитете собственно казацким мировосприятием, завершённым, полноценно сформированным стереотипом поведения, признаваемым всеми казаками как национальный идеал, отсутствием каких-либо внутренних метаний в пользу смены своей этносоциальной идентичности.
В то же время, будучи в этническом плане самостоятельной народностью, казаки в начале ХХ века, в результате нескольких столетий целенаправленных усилий русского самодержавия, стали обладать заметными признаками сословия. Их сословность была законодательно закреплена и потому казаки этого времени находились в неком этно-сословном пограничье.
Ещё в начале ХХ века соседствовавшее с казаками русское крестьянство смотрело на них с завистью и раздражением – внешний облик, гордый нрав казаков был им чужд. Да что там крестьяне – дворянство, интеллигенция и чиновники смотрели на казаков с опаской и недоверием. Но спасаться от большевистского террора они в скором времени побежали именно в казачьи регионы. Хотя сами казаки относились к остальному российскому обществу вполне терпимо и хотели лишь одного – иметь своё автономное войсковое управление (территориальную автономию и самоуправление), не разрешать бесконтрольное переселение на свои земли других этнических групп.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу