Николай Задорнов - Далёкий край

– Играй, играй! – прикрикнул на Чумбоку один из тунгусов.

И, как бы чудом, Чумбока сразу выиграл… Вскоре Илге пришлось отдать кое-что из своих товаров, которые не удалось сбыть на Горюне. Товаров у него было немного. Так же, как и все купцы, он главным образом спаивал людей, меняя на меха водку.

Гиляк проигрывал, но бросать игры не желал. Чумбо воодушевился. Он подумал, что если так пойдет дальше, то, пожалуй, дело дойдет до гиляцкой лодки.

К вечеру мошка зеленой тучей поднялась над поймой и туманом стояла над рекой. Игроки зажгли костер. Чумбо, потный от волнения, хлестал картами с такой яростью и так уверенно, что упрямый и молчаливый гиляк стал злиться. К ночи купец несколько отыгрался.

Между прочим, Чумбо признался, что встретил сегодня шамана Бичингу и ранил его, а теперь дело к ночи, и он побаивается…

– Не бойся, – отвечал гиляк, – я поеду вниз и, если где-нибудь этот Бичинга лежит, добью его. Шаманов не надо жалеть. А если ты убил шамана, будет тебе счастье. Тогда можешь спать спокойно.

И гиляк и тунгусы так хохотали, слушая рассказ Чумбоки про испытание шамана, что, казалось, позабыли о проигрыше. Всем им понравился смелый поступок гольда.

– Такому парню, как ты, не жалко проиграть, – говорил Илга, – но все же завтра давай еще поиграем. А сегодня хорошо, что ты нас встретил, – будешь ночевать не один, а то боялся бы шамана.

Тунгусы и гиляк так поставили свои накомарники, что Чумбока оказался посредине. Чувствуя себя в безопасности, он лежал, раздумывая об Одаке. Ради нее стоило сражаться с шаманом, стоило терпеть страхи и опасности…

Через несколько дней Чумбока подъезжал к Кондону. На далеком берегу солнце ярко осве-тило выступившие из леса красные тучные стволы кедров. У подножия их белели берестяные шалаши горюнских Самаров.

– Я тебе на всю жизнь обязан. Ты сына Игтонгку спас… я это никогда не позабуду, – говорил Чумбоке Дядюшка Дохсо. – Можешь у меня попросить все, что захочешь, – ничего не пожалею.

– Отдай за меня Одаку!

– А-на-на| – подпрыгнул Дохсо и взглянул с удивлением на дочь, как бы только сейчас– что-то сообразив.

По дороге в Кондон Чумбока все обдумал.

– Мы с тобой совсем не одного рода, – сказал он.

– Как так?

– Конечно! Она мне не сестра… Это глупости.

– А-на-на! – с досадой воскликнул старик, и видно было, что таким сватовством Чумбо сильно огорчил его. Дядюшка Дохсо повесил голову.

Проворно поднявшись, Чумбока принес из лодки хо с ханшином.

– Э-э, парень, да ты, оказывается, богатый, – заметил старик. – Я давно не пил араки. Наверно, уж целый год. Можно будет тебя послушать…

А у Чумбоки в лодке был целый ящик ханшина и мешочки с овсом, пшеном и кукурузой. Он действительно разбогател.

Дядюшка выпил.

– Парень, того, чего ты просишь, сделать нельзя, – сказал он. – Шибко большой грех.

Чумбока снова стал доказывать Дохсо, что он не брат Одаке.

– Ну, давай считаться дедушками… Я тебе докажу, что мы не брат с сестрой… Уже был случай, когда один Бельды… Ичинга Бельды женился на девушке своего рода.

– А ну, давай считаться! – согласился дядюшка Дохсо, подумав, что, может быть, дейст-вительно произошла ошибка и у молодых найдутся доказательства, что они не родственники: Тогда, пожалуй, можно поженить Одаку и Чумбоку. Будет такой умный зять. – Ну, давай считаться.

– Моего отца Ла род пришел с Нюмана. Там его корень. А твой дедушка был Нана, тунгус, по-нашему понимал плохо…

– Э-э нет! Это все равно! Оба Самары! Тьфу ты! Чуть не ввел меня в грех!

– Ну как же! Давай снова!

– Давай…

– Мой отец – Ла, а ее – Дохсо, у тебя отец – Чудинга, а мой – дедушка Иренгену. Его отец – Пояна, а твой дедушка – Тяп-Тяка, а отец Тяп-Тяка самый Нана и есть. Народ разный, значит.

– Нет, все равно Самар! – упрямствовал Дохсо.

Чумбока плюнул с досады и снова пошел за водкой. Он принес еще одну бутылку, а старухе отдал пшено и овес.

Вскоре собрались все Самары, стали пить водку. Сварилась каша.

– Вот парень сватается, – говорил Дохсо, – хочет увезти Одаку.

– Конечно, надо отдать ему девку! – соглашались голодные старики, усаживаясь вокруг котла и принимаясь за кашу.

– Ну, давай еще считаться, – сказал Дохсо.

Он все более склонялся к тому, чтобы отдать дочь за Чумбоку, но желал слышать ясные доказательства.

– Мой отец – Ла, а ее – Дохсо…

– Кто Дохсо? – испуганно встрепенулся дядя.

– Кто? Ты! – с сердцем прикрикнул Чумбо.