Ольга Шахматова - Манчикатут

– Дело ты старик говоришь! А мы ведь дальше Улагана и не ездили ни разу. Если все так, век благодарить тебя буду!

– Запомните, главное хорошо от тубаларов уйти.

Манчикатут не спалось! Разговор со звездами не клеился. Появилась тревога, волнение.

– Как он узнал правду? Подслушал, как отец с Югурчином разговаривал. Как понял, что не воин я. Кажется, той ночью, он как раз со мной в карауле был. Неужели видел, как я купалась? Еще один воздыхатель! Ни рожи, ни кожи. Все добреньким прикидывается. Хотя здорово он придумал меня наверх от монголов загнать. И молчит ведь! Даже братья, кажется, не догадываются. А киркой как ловко управляется. А лошади, словно дети его. Такая забота о них. А прискакал утром-то взъерошенный весь, интересно, где был? А руки-то, какие сильные, а мышцы-то под рубахой так и играют. Ох, обнял бы вот такой! А в глазах утонуть можно! О, великая Манчи-хатун, кажется, пропала я, утонула, растворилась в его глазах. Видится мне – надежный он, любить будет. Видится мне и счастье с ним …. И горе.

– Спи, Манчикатут, утро скоро!

– Да как же уснуть-то, вот ведь запал мне, окаянный!

Ничего не ответила великая Манчи-хатун. Рассветным багряным облаком пригрезилась и распалась в сладостном сне.

Весь следующий день трудились на перевале люди. Солнце палило так, что трескался камень. Манчикатут не отставала от мужчин в работе. Егор не отходил от нее, стараясь хоть как-то облегчить ей труд, но в то же время и не выдать ее тайны. Все чаще встречались их глаза, все откровенней шептались их души.

– Не выдай меня, Егор!

– Что ты милая, сам пропаду, а тебя в обиду не дам!

– Как благодарить тебя, храбрый человек!

– Не гони от себя прочь, позволь побыть рядышком.

– Не твоя это судьба, Егор!

– Моя! Сердцем чую, моя!

Солнце не унималось. Пекло как в печи. Работа продвигалась медленно. Измученные жаром люди и кони еле передвигались. А этих двоих будто и жар не касался. Будто завороженные были они. Будто радовались любой возможности побыть вместе. Работали без отдыху.

К вечеру небо затянуло тучами. На перевале повеселели.

– Если пойдет дождь, то он всю оставшуюся работу за нас сделает. Все прорехи меж валунов замоет глиной да песком.

– Может, завтра и в путь тронемся.

Все поглядывали на небо и с мольбой просили дождя. Но дождь не торопился. Вот и ночь уж наступила, вот и рассвет забрезжился. И вдруг как ухнуло! Словно сто пушек разом выстрелили. Раз! Да еще раз! И начался долгожданный ливень! Дождь шел сплошной стеной. Небо нескончаемо черно, похоже такая погода на весь день. Уставшие путники с радостью приняли эту благодать. Все сидели в своих палатках, наслаждались неожиданным отдыхом.

Егор еще раз подробно рассказал старику, как добраться до Уймона, как найти старуху и велел обязательно дождаться его.

– Ей ведь Егорушка не прикажешь, может и раньше улизнуть.

– Я все равно вернусь, а не застану на месте, так найду.

– Ох, бедовая твоя голова.

– А дождь-то все сильней, да сильней. Как бы не напортил нам, на перевале.

К вечеру все же ливень стих, а ночью и вовсе кончился. Утром выспавшиеся, хорошо отдохнувшие люди начали подъем. Егор, ступая след в след за Манчикатут, проводил через перевал стариков. На прощанье крепко обнялись со стариком. Он с надеждой смотрел на Егора, не знал, как благодарить его. Егор подошел к Манчикатут, заглянул ей в глаза, спрашивая взглядом:

– Дождешься ли, милая?

– Дождусь… А дальше что?

– Любовь! Да ты и сама знаешь!

Хлестанул своего Горца, и поскакал через перевал догонять своих братьев.

До Акташа ехали четыре дня. Караванная тропа петляла меж гор по долине Чуи. Скудная растительность среди голых камней сменялась обилием зелени в низинах, в долинах реки. Когда долина сужалась, шли по ущелью, разгребая частые завалы. Раза два встречались с монгольской конницей. У Егора холодело в душе. Он так боялся за Манчикатут: «А что если настигнут, что если распознают». Братья заметили перемену в настроении Егора.

– Ты, Егор хмурый стал. Не заболел ли?

Егор отмахивался, отнекивался и лишь перед самым Акташем решился поведать братьям свою историю. Немало были удивлены они. Начали отговаривать его от этой затеи.

– Батя нехристь в дом не пустит! Опомнись, Егор.

– Не пустит, построю свой.

– Да он тебя из доли выгонит, чем жить будешь?

– С голоду не сдохну. К Архиерееву в работники наймусь.

– Ты что! В своем уме ли? Я в зятьях буду ходить, а ты в работниках!