Анатолий Шалагин - Горящие свечи саксаула

Из кровавого тумана вдруг появилось лицо старшего брата Хусейна, с усмешкой спрашивающего Насруллу о его здоровье. Потом знакомый лик вдруг стал подрагивать и расширяться. И вот перед эмиром уже не только Хусейн, а еще кто-то. Но кто? Лицо незнакомца прояснилось, и любимый брат Умар, тыча в Насруллу своим изящным пальцем, прокричал: «Это ты! Ты! Ты!…»

Эмир соскочил с кровати в холодном поту. Его трясло. Прошлое опять подступило вплотную. Оно не давало спокойно жить все годы его царствования. Поначалу он умел гнать от себя воспоминания, но чем дальше, тем все чаще и чаще лики былого навещали его.

В 1826 году скончался правивший более четверти века Бухарой эмир Хайдар. Как и полагалось, после смерти отца на престол взошел старший сын эмира Хусейн. Но тут же он начал чахнуть, хотя до этого никогда не жаловался на свое здоровье. Через два месяца, чувствуя приближение неизбежной смерти, эмир Хусейн завещал престол второму сыну Хайдара, Умару. Но и тому суждено было процарствовать лишь четыре месяца. По весне он внезапно свалился со своего скакуна, и скончался через два дня, не приходя в сознание.

Все это происходило под неусыпным контролем кушбеги Хакима. Собственно им все и было организовано. Яд, подсыпаемый в еду молодым эмирам людьми Хакима, убивал правителей медленно, но неотвратимо. И все это было на глазах Насруллы, и при его молчаливом согласии. Он с нетерпением ждал, когда же освободится трон. И дождался.

А теперь все ключевые посты в эмирате заняли родственники Хакима, безудержно при этом наживаясь. Они управляли не только эмиратом, но и самим Насруллой. Это доводило его до нервных припадков. Он молчал. Пока молчал.

И Всевышний гневился на эмира. Многочисленные жены все никак не могли родить ему наследника. Это тяготило Насруллу особенно. Сколько молитв, сколько заклинаний было сказано! Сколько жертвоприношений, сколько даров нищим! И все впустую. Знахари давали ему какие-то снадобья, муллы молились перед каждым соитием правителя, но все было напрасно. Рождались девочки. Одна за другой.

Насрулла, обтерев взмокшее лицо краем покрывала, поднялся с ложа. Дрожь, вроде, утихла. Но тревога не покидала его. Он на цыпочках подошел к двери спальни и проверил надежность запертых замков. Эмир вслушивался в ночную тишину, но так ничего и не услышал. Кругом все спало.

Правитель подошел к столику, стоявшему в углу опочивальни, тряхнул стоящую там колбу кальяна, подогреваемого негаснущим огоньком, и с жадностью припал ртом к мундштуку. Он глубоко вдохнул пьянящий аромат. Потом еще и еще. И вот голова приятно закружилась. Перед глазами начало все плыть, сверкая разноцветными огнями. Прошлое начало отступать. Насрулла прилег на резную кушетку, вдруг показавшуюся ему удивительно мягкой. Его сознание уносилось в удивительный и спокойный мир…

***

Единственным из всей троицы властителей среднеазиатских сатрапий, кто крепко спал в эту холодную ночь, был хан Харезмского ханства Аллакулихан. Его давно уже не посещали припадки меланхолии, приступы душевных терзаний и угрызений совести. Он так был воспитан. Сорокалетний хан мог пустить слезу над неспособной ощениться сукой, но был абсолютно спокоен, и даже весел, когда при нем живьем сдирали кожу с раба, осмелившегося бежать из Хивы. Он мог часами перебирать сотни выколотых человеческих глаз, доставляемых к ханскому трону после очередного карательного рейда его опричников в поселения сартов. При этом ни один мускул на красивом лице Аллакули-хана даже не вздрагивал. А ханский рот отчего-то наполнялся слюной. Такими же были и его дядя Эльтузар-хан, нашедший свою смерть на дне Амударьи после жестокого поражения от войска эмира Бухарского Хайдара, и его отец Мухаммад Рахим-хан I, унаследовавший трон после гибели брата.

…Хива, зародившаяся, как государство, в «утробе» династии шейбонидов, откололась от своих генетических собратьев-узбеков и стала самостоятельным ханством. Она всегда враждебно относилась к своим родичам – Бухаре и Коканду, при этом не забывая их периодически грабить. Молодому государству, сотрясаемому постоянными конфликтами кочевых племен и подвергаемому внешней агрессии со стороны не особо миролюбивых соседей, приходилось бороться за свою независимость. И в этой борьбе все средства были хороши. Видимо, именно это отложило особый отпечаток на мировосприятие хивинских ханов: на что у других среднеазиатских правителей было табу, для властителей Хивы являлось вполне естественным и даже необходимым по их пониманию. Поэтому в ханстве процветали работорговля и дикие способы пыток, неимоверных размеров достигла коррупция.