Когда Лёшка перебежал по доскам через проволочные заграждения, он оказался в самой гуще русских, немецких и австрийских солдат.
– О майн гот [3] О боже! ( нем. )
, – закричал какой-то рыжий немец, – кинд, кинд [4] Ребенок, ребенок! ( нем. )
! – и стал показывать на Лёшку пальцем.
Понеслись голоса:
– Кляйнер зольдат [5] Маленький солдат! ( нем. )
!
– Руссишер зольдат [6] Русский солдат! ( нем. )
!
Мальчика сразу обступили.
– Это Лёшка, наш поваренок, – проговорил Кривокорытов.
Но немцы и австрийцы плохо понимали русскую речь и, вылупив глаза, с любопытством смотрели на удивительного солдата.
Братание, видимо, началось давно. Солдаты собирались в группки, кое-кто даже ходил в обнимку, и все что-то оживленно объясняли друг другу.
– Вы своего Вильгельма, как мы Николашку, – говорил Зуев, – к чертовой бабушке!
Понял ли кто из немцев или просто понравились последние слова, но несколько человек стали выкрикивать:
– К шортов бабушка! К шортов бабушка!
В других местах солдаты мирно дымили цигарками, с наслаждением потягивая предложенный немцами табачок. В стороне с каким-то усачом беседовал Ломов.
Потом рыжий немец, который тыкал в Лёшку пальцем, достал губную гармошку и стал что-то играть. Звуки были жалостливые, грустные. Лёшка никогда такой штуки не видывал и с интересом смотрел на солдата. Это заметили немцы. И когда рыжий кончил играть, что-то ему зашептали. Рыжий протянул гармонику Лёшке.
– Бери, играй, – сказал Зуев.
Немцы одобрительно загудели.
Лёшка взял гармонику, покрутил в руках, поднес ко рту, дунул. Та пискнула. Солдаты засмеялись. Мальчик дунул опять: раз, второй – получилось складнее. Гармошка Лёшке понравилась, и возвращал он ее неохотно. И это тоже заметили немцы. Они о чем-то пошептались, потом рыжий снова протянул ее мальчику – на, мол, бери.
– Никак, дарят? – проговорил кто-то.
Немцы поняли и утвердительно замахали головами. И Лёшка снова не знал, что делать. Подошел Ломов, сказал:
– Бери. Ну, а чем ты отблагодаришь?
Лёшка покраснел, растерялся.
– Тащи кашу, – проговорил солдат.
Каша немцам пришлась по вкусу. Ели они с аппетитом, дочиста облизывали ложки и всё приговаривали:
– Гут, о гут! Зер гут [7] Хорошо, хорошо! Очень хорошо! ( нем. )
!
– Они вовсе не страшные, – говорил вечером Лёшка про немцев Пятихатке.
– А чего им быть страшными, – отвечал кашевар. – Люди как есть люди. Немцы ведь тоже мира хотят. Заждались, сынок, мира.
Во время братания офицеры солдат не тронули. Однако вечером команды были построены и ротные командиры объявили, что за повторный переход линии фронта виновных отдадут под суд, а рота, которая начнет первой, будет расформирована. Угроза подействовала. На следующий день братания уже не было. Не выходили из своих окопов и немцы. Видимо, и на той стороне не обошлось без строгостей.
И лишь Лёшка еще несколько раз вечерами пролезал под проволочными заграждениями и пробирался в расположение немцев. Он разыскал рыжего немца, и тот за три дня обучил его всем правилам игры на губной гармонике. Однако через несколько дней, когда мальчик полез снова, из немецких окопов ударила пуля. Лёшка замер, переждал, двинулся дальше, но снова раздался выстрел. Мальчик вернулся назад и больше не лазил.
А вскоре произошли события, которые вдруг круто повернули всю фронтовую жизнь.
Русская армия, что стояла севернее громолысовского полка, перешла в наступление. Газеты кричали о победе, о славе русского оружия, о доблестных защитниках свободы. Полкам, которые первыми прорвали германский фронт, вручались специальные знамена, присваивались почетные наименования. Фронтовые успехи всколыхнули и Лёшкин полк. Кем-то был пущен слух, что мир теперь совсем близок, что окончательная победа рядом и нужно лишь самое последнее, самое незначительное усилие. Многие солдаты поверили. В полку начались бурные споры. Но солдатам доспорить не дали. Пришел приказ полку Громолысова также начать наступление и идти на города Калуш и Галич.
«Снова Галич», – подумал Лёшка.
Атаку начали два броневика. В темноте перед рассветом они придвинулись к проволочным заграждениям и открыли ураганный пулеметный огонь. Потом в атаку поднялись первые группы солдат. С криками «ура!», с винтовками наперевес они устремились к заграждениям, стали набрасывать на проволоку шинели, набитые соломой матрацы, подрубать топорами столбы. Пробив брешь, солдаты обрушились на вражеские позиции.
Читать дальше