Сергей Алексеев - Собрание сочинений. Том 3. Упрямая льдина. Сын великана. Двадцать дней. Октябрь шагает по стране. Братишка. Секретная просьб

– Брось, брось! – заступалась тетка Марья.

– Батя, батя! – молила Дуняша.

Но от этого дядя Ипат свирепел еще больше. Бил во всю силу, долго и зло.

В самый разгар лета прибыл в родительский дом Степан Зыков. Вошел, брякнул орденами. Глянул Лёшка: в ряд один к одному четыре Георгиевских креста на груди героя.

– Кавалер, полный Георгиевский кавалер! – закричал дядя Ипат и стал обнимать сына.

– Батюшки! – всплеснула руками тетка Марья и принялась плакать.

А через час вернулась Дуняша, стала в дверях, обомлела. Смотрит и не верит своим глазам, словно и не Степан вернулся.

– Дура! – крикнул дядя Ипат. – Чай, муж прибыл. В ножки ему, в ножки герою!

Дуняша заголосила, бросилась на пол.

Пили и ели в этот день, не жалея брюха. Невесть откуда тетка Марья достала копченого сига, напекла пирогов, а в щи наложила целую гору мяса. Смотрел Лёшка на стол – дух перехватывало.

– За героя! – кричал дядя Ипат. – За полного георгиевского кавалера! – и пил вино полными стаканами, как воду.

Поинтересовавшись, как сын доехал, дядя Ипат стал допытываться, за что кресты.

– Первый, он еще с 1914 года, – объяснял Степан, – за штыковую атаку под городом Перемышлем. А этот, – Степан показал пальцем на второй крест, – за спасение знамени полка. Третий крест был за прорыв австро-венгерского фронта и пленение германского генерала. Четвертый – за сбитый аэроплан.

– Да ну? – подивился дядя Ипат. – Значит, упал?

– Упал.

– Ну, а германец?

– Убился, – ответил Степан.

– Ура! – закричал Зыков. – Туды ему и дорога!

Лёшка слушал, а у самого душа замирала. И представлялась ему одна картина необычнее другой. Не Степан ходил в штыковую атаку под городом Перемышлем, и вовсе не Степан спасал полковое знамя, брал в плен генерала и сбивал германский аэроплан, а он, Лёшка. И полным георгиевским кавалером тоже был Лёшка. А потом мальчик приехал в Москву. Все с завистью смотрели на героя. И Наташа смотрела. Плакала, просила прощения, но он проходил мимо.

– Ну, а как оно, начальство? – расспрашивал дядя Ипат. – Как генерал? Стало быть, доволен?

– Да всякое бывает.

– Ну, а германца как, скоро побьем?

– Да может, и скоро. Только вот большевики сильно смущают. За «долой войну» большевики.

– Они и здесь кричат, – произнес дядя Ипат. – Эх, времечко. Оно-то при царе надежнее было.

– Да все едино, – ответил Степан. – Замаялся народ. И солдату война – во! – Он провел рукой, словно ножом по шее. Потом наклонился к дяде Ипату, проговорил тише: – Войну-то пора кончать, батя. Поди, правы большевики.

Дядя Ипат удивленно глянул на сына, ничего не ответил.

– Ну, а как у вас там, на фронте, с овсом? – спросил неожиданно.

– Да будя вам, – вмешалась тетка Марья. – От леший, – набросилась на мужа, – и чего привязался!

– Цыц, дура! – крикнул дядя Ипат. – Надолго ты, сынок? – обратился к Степану.

– На три дня.

– Ну, выпьем.

И они выпили за скорейшее дарование победы российской армии.

На следующий день Степан решил вспомнить старое, запряг коня и с утра выехал в город. Следом за Степаном поехал и Лёшка. Люди останавливались, смотрели на георгиевского кавалера. На Тверской, у Страстного монастыря, вокруг Степановой пролетки собрался народ. Набежали кадеты, студенты, какие-то дамочки. Они кричали «Ура!» и «Слава герою!».

Неожиданно в пролетку полез какой-то субъект в пенсне. Выкинув вперед руку, стал говорить о спасении Родины, о защите революции и еще о чем-то, но Лёшка не смог расслышать: его оттеснили в сторону.

И снова все кричали: «Ура!», «Браво!», «Слава герою!». И Лёшка кричал со всеми.

Потом появился какой-то инвалид, тоже полез в пролетку и, потрясая в воздухе культяпками, посылал проклятия германскому извергу.

Толпа гудела, двигалась, кричала и возбуждалась все больше.

– Ра-се-я! Матушка! – ревел инвалид. – Не отдадим Ра-се-ю!

– Ну, хватит, – проговорил Степан и вытолкал инвалида из пролетки.

Три дня Лёшка не сводил восхищенных глаз со Степана. Потом солдат снова уехал на фронт.

А еще через день исчез Лёшка. Обыскались Зыковы, а его нет и нет, словно и на земле не жил.

Войска полковника Громолысова занимали участок фронта от села Дудницы до реки Рыськи. В Дудницах был штаб. А сразу же за селом начинались проволочные заграждения. Затейливо петляя по лугу, они переходили на правый, чуть возвышенный берег реки и терялись в дубовой роще.