Георгий Фёдоров - Возвращенное имя

— Так как же с египетскими иероглифами?

Старик снова заворчал, как медведь, а потом, со свойственным ему добродушием, пробормотал, проведя рукой по своей седой шевелюре:

— В Древнем Египте из всех ослов больше всего ценились белые. Это все, что остается мне в утешение! — и сердито скосил глаза в сторону, откуда раздался смех Адриана.

— Я заметил вас, как только вы вошли в лоджию, — неожиданно сказал Помонис, — но у меня просто не было сил, чтобы оторваться от тех мыслей, от тех воспоминаний, в которые я был погружен. Знаете, всегда при переходе из одного состояния в другое нужно сделать усилие, чтобы преодолеть инерцию. А я был в таком состоянии, что не мог ее преодолеть.

— Знаю, знаю, — успокоил я старика, — а о чем вы тогда вспоминали?

— Расскажу, обязательно все расскажу, — мягко отозвался Помонис.

Он сдержал обещание и действительно рассказал мне все, о чем вспоминал, сидя тогда в своем кабинете. Но это было позже. А тогда он не пожелал ничего рассказывать и повел меня дальше к залам со своими бесценными терракотами. Мы шли мимо статуи Афродиты, мимо белой мраморной совы, прошли лапидарий и наконец пришли. По блеску глаз Помониса, по его усмешке я понял, что сейчас он даст мне реванш.

Но того, что я увидел за стеклянной витриной, на фоне зеленого бархата, я никак не мог ожидать. Там стояла статуэтка из Танагры, наша статуэтка. Она была с головой! Значит, старик все-таки отыскал эту голову, уж не знаю где, но отыскал. Отыскал, реставрировал и приклеил к туловищу. Да так приклеил, что даже я не заметил место излома. Это была пленительная головка молодой женщины. Чудом сохранились краски — синие полоски глаз. Вьющиеся волосы, собранные сзади в узел, были рыжими, как у Галки. Женщина плакала, но чем дольше я смотрел на нее, тем больше мне казалось, что она улыбается. Пусть даже сквозь слезы, но улыбается.

Ученые зачастую хорошо пишут. Если обратиться к великим, то «Путешествие на корабле «Биггль» Чарлза Дарвина должно быть названо первым; знаменитые путешественники пишут на редкость интересно — от Марко Поло, хотя тут полно безудержной фантазии, до Ливингстона, Стенли, Амундсена, Тура Хейердала.

Георгий Федоров в литературном деле продолжает свою жизнь ученого. Он археолог, то есть не кабинетный ученый, а человек, связанный родом деятельности с природой, с людьми, с историей нашей Родины, с насущными проблемами настоящего и будущего. Читая его рассказы, радуешься, что мир так богат, что в нем столько волнующих загадок, проблем, ждущих решения, столько хороших, ярких, бескорыстных людей, столько еще не погубленной, чистой и вечной (хотелось бы в это верить) природы. Любопытно, что Г. Федоров нигде не говорит впрямую о том, что стало сейчас, в наше огнепальное время, самым главным: о сохранении мира, предотвращения страшной разрушительной войны, но его книга — это гимн природе и земле, хранящей в своих недрах столько загадок и разгадок, гимн мирной созидательной жизни, прекрасным — деятельным и мыслящим людям. Как много уже сделано человеком, но куда больше предстоит сделать, и зачем война, зачем вселенское убийство, когда перед нами — столько высоких, благородных задач, столько радостного труда. Эти мысли невольно приходят в голову, когда читаешь о раскопках давно уничтоженных не стихиями, а людской рознью и злобой древних городов, превращенных в кладбища войной или нашествием. Целые цивилизации навсегда исчезли, а ведь средства уничтожения в ту давнюю пору не шли ни в какое сравнение с нынешними, способными превратить весь земной шар в мертвеца.

Мысли и чувства, связанные с этой глобальной проблемой, наделяют книгу злободневностью и остротой. Слово Г. Федорова — емкое, насыщенное и согретое интонацией прекрасной и умной человеческой доброты. Рассказы его прежде всего талантливы.

Замечательны страницы, посвященные молодой женщине Стеше («Лесное село»), которую все односельчане любят за нежную душу и жалеют за кажущуюся им некрасивость. А Стеша — редкая красавица, просто она не соответствует местному типу женщин: крепких, статных, ширококостных, быть может, лишь ее славный, тихий муж догадывается, в глубине души, что ему досталось диво дивное. Пронзительна история гибели в Каракумах от песчаного вихря «афганца» гордого скакуна-ахалтекинца Тогрула (рассказ «Данданкан»), и читателю не мешает, а скорее помогает ассоциация с похищением коня Карагёза в лермонтовской «Бэле».