Сергей Курган - Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга вторая

При мысли о кринолине Сильвестр улыбнулся: кринолин придумал Чарльз Фредерик Ворт, личный портной императрицы Евгении. И это было далеко не спроста: тут присутствовала куда как серьезная подоплека. Кринолин был не только фактором моды, но и экономики. Можно даже сказать, что он был актом экономической войны с Англией, чему совершенно не мешал тот факт, что Ворт и сам был англичанином. И война эта тянулась уже долго – она началась еще при Наполеоне Первом и шла параллельно с Наполеоновскими войнами, продолжаясь и в годы мирных передышек. То была война между лионским шелком и английским хлопком. И ситуация «на фронте» складывалась в пользу хлопка, который англичане вывозили из своих колоний. Хлопок на рынке бил лионские шелка, и с этим что-то надо было делать. И то решение, которое было найдено сейчас, при Наполеоне Третьем, было оптимальным: сделать шелк модным, чего и добился Ворт, изобретя кринолин.

Такая мода, как и в свое время предписание еще Наполеона Первого являться ко двору только в шелковых платьях, понятно, сильно стимулировала производство шелка, поддерживая спрос на стабильно высоком уровне, тем более что кринолины становились со временем все больше и больше, сделавшись в шестидесятые годы просто огромными. К этому добавлялись, кроме того, объемные нижние юбки. Плюс ко всему, в конце пятидесятых была изобретена стальная проволока, и как следствие, появились легкие складные кринолины с проволочным каркасом. «Лионские шелкопряды», как их называл Сильвестр, были спасены.

Его, впрочем, прежде всего интересовала мода на ювелирную продукцию. И его не могло не радовать, что при Второй Империи в моду вошли крупные изделия. Изображались животные, причем, например, ювелирный дом «Бушерон» производил змей – с алмазами, рубинами, сапфирами и изумрудами, «Шоме» изготавливал пауков и птиц, а «Картье» остановил свой выбор на больших стрекозах. Естественно, такие крупные изделия требовали и крупных камней, что, стимулируя высокий спрос, весьма «разогревало» конъюнктуру на алмазном рынке. Благодаря этому Сильвестр и его партнеры процветали. Однако ничто не длится вечно – и даже достаточно долго. Рынок подвержен самым разным воздействиям и, как следствие, неустойчив: спрос может испытать серьезные колебания и так далее. Потому не стоит складывать все яйца в одну корзину – этого подхода Сильвестр держался неукоснительно. Надо пробовать что-то новое – и, конечно, рисковать, рисковать… В любом случае, нельзя ждать, пока конъюнктура испортится – надо заранее позаботиться о своей безопасности, вложившись во что-то перспективное. Вот и сейчас настал такой момент – недаром же старина Гранжан зашевелился: у него чутье просто феноменальное. -Что ж, будем действовать, – твердо решил Сильвестр. – А пока – пора заняться главным на данный момент – переходить к цели визита.

Сильвестр решил не бродить вокруг да около, а поскорее перейти к существу дела – беседа и так уже длилась достаточно долго. Впрочем, она оказалась весьма полезной, возможно, даже определяющей для его деловой стратегии на ближайшее будущее. Но сейчас им овладела страсть: обычно сдерживаемая, она, как это всегда бывало в такие моменты, высвободилась и вышла на первый план. Сильвестр уже ощущал знакомую дрожь – сладостную дрожь нетерпения, жажду обладания, неуемный зуд коллекционера. Подобное он испытывал всякий раз, когда назревало новое ценное пополнение его эксклюзивного собрания. Да, страсть жадна…

– Наша беседа, месье Гранжан, – начал он, – весьма интересна и содержательна. Более того, я полагаю, мы оба извлекли из нее выводы и соображения, полезные для дела.

– Месье Монтанье, – прищурившись, вклинился в реплику Сильвестра Гранжан, – я уже давно понял, что вы прибыли ко мне не затем, чтобы обсудить со мной текущие проблемы и деловую стратегию, хотя – признаю – разговор был действительно полезен.

Теперь настала очередь Гранжана отпить коньяк, что он и сделала не без удовольствия.

– Полагаю, вы желаете купить алмаз, – без обиняков сказал он, внимательно и без улыбки глядя Сильвестру в глаза.

Сейчас он напоминал не лиса, а скорей, тигра, углядевшего верную добычу и играющего с ней. – Вот старый пройдоха! – подумал Сильвестр, – Моя страсть – это моя ахиллесова пята, что и говорить. И он схватил меня за эту пятку и думает, что держит. Пусть думает – сейчас это не важно. Быть может, это даже к лучшему. Только надо взять себя в руки.