Людмила Прошак - И посетителя посетила смерть. Книга I. Тайная грамота

20

Московское великое княжество,

р. Волга, скит, в двух днях пешего пути

от Оршина монастыря,

в год 6917 месяца студеня в 25-й день,

полунощница

Между черницей и чернецом. Молчальник или пособник? Снова бежать!

От матушки Параскевы Кирилл возвращался в унынии. Настоятельница указала на дверь.

– Сегодня же, после заката!

– Опомнись, матушка! К чему такая горячка? Вести худые дошли до тебя?

– Ничего не ведаю, – поджала губы Параскева. – Что чернец чернице наедине сказал, то меж ними и умерло.

Хотел возразить – монахини, шикая, замахали руками, как вороны крыльями. Побрёл в келью… Там Епифаний, как одержимый, работал.

«Так, казня нас, Господь смирил гордыню нашу. Так сбылось над людьми прежде бывшее знамение, когда в Коломне от иконы потекла кровь… И множество людей погибло, а иные от холода поумирали, ибо тогда, на погибель христианам, зима была лютая и стужа превеликая…»

– Тебя преследуют? Почему?

– Так ведь нашествие… Мать, дитя хватает, книжник – книги.

– Может и так, только ты не особо огорчился, когда книги исчезли?

– Не сожгли, и то ладно. Написанное остаётся.

В дверь поскреблись. Оказалось – Анисья.

– А Борис где? Он же нам обычно еду носит..

– В ученики сыночка отправила.. Пора пришла..

– К белоризцам? – наобум брякнул Кирилл, но Анисья словно не слышала.

– Здесь и сыр вялый, и караваи с рыбою, и трудоноши. Ничего, что скоромное, вы теперь путники. Вот вам ещё! – и она протянула посох.

– Откуда он у тебя? – смешался Епифаний, машинально отметив, что рукоять обернута сулком, чего раньше не было.

– В Орше, где вы до нас были, настоятеля зарубили, а отец Андроник возвращает твою вещь с предостережением. Бежать вам надо, бежать!

Анисья задувала свечи, храм медленно погружался в темноту. Вот уже рассеялся дымок погашенных свеч на аналое XXIX… Она дошла уже до кануна XXIX, как из алтаря вышел монах. Его облачение сливалось со мглой, Анисья лишь слышала скрип сапог.

– «Примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» 14 14 Евангелие от Иоанна, 20:22—23. – монах требовательно протянул Анисье руку для поцелуя. – Я знаю, на твоей душе есть совершённый и нераскаянный грех, о котором ты сама не подозреваешь. Я хочу отпустить тебе твоё прегрешение невольное – ведь так, дочь моя? – через особую разрешительную молитву.

– Мне завтра на исповедь, я говею XXX…

– Не должно отлагать времени своего исправления, завтрашний день неверен для нас, иные, замыслив многое, не дожили до утра. Вот и ты утаила грех.

– Нет, я покаялась. Матушка меня поругала, а сыночка до отрочества при себе держать позволила, он в страхе Божием взращён…

Сатана недоуменно посмотрел на неё.

– Бог не ждёт, чтобы мы были безгрешными, – наконец произнес он. – Единственное, что от нас требуется, – это чтобы мы, осознав свою греховность, устремились на путь покаяния. Я о пришельцах. Ты им помогла бежать, так?

Послушница молчала. Сатана улыбнулся: немота так красноречива.

– Куда они побежали, ты знаешь? Я спрашиваю лишь потому что переживание и раскаяние невозможно без свидетеля.

– Он говорил о затворе, где юность прошла…

Под усами исповедника промелькнуло подобие улыбки:

– «Господь и Бог наш Иисус Христос…» Отпускаю. Теперь тебе следует молиться в тишине и молчании до утра. Это исцелит твою душу, болящую грехом, – и выскользнул из церкви.

Промучившись сомнениями всю ночь, Анисья на утро кинулась к матушке Параскеве. Та по обыкновению страдала от недуга:

– Что припозднилась, погибели моей хочешь? Разотри ноги, онемели совсем.

Та кинулась на колени и, гладя дрожащими пальцами холодные, скрюченные ступни, всё рассказала.

– Не хотела я, матушка!..

– Не хотела, а предала, дура окаянная! – ткнула в неё посохом игуменья. – С глаз моих вон!

Анисья кинулась опрометью из кельи. Морозя босые ноги (опорки скинула, когда в келью входила), увязая в сугробах, добежала до колодца, перевесилась.. Но, вспомнив матушкины слова «Ежели в колодезь попадёт жаба дохлая или мышь – вылить из него сорок ведер, а сам покропить святою водою», остановилась. Сняла с себя апостольник, завязала на срубе – когда искать станут, догадаются, где она. И уж только потом кинулась в непроглядную тьму.

В последней вспышке она успела увидеть, как из ярко-зелёной рощи ей навстречу топает маленький сын. Белая рубашка ему не по росту, поэтому он запинается и падает. А она тянет к нему руки и смеётся от счастья, потому что это его первые шаги…