Кен Фоллетт - Зима мира

Лицо Фица еще больше потемнело.

– Теперь очень маловероятно, что я когда-нибудь стану министром иностранных дел, – сказал он, направляясь к двери. – И мне не доставит никакого удовольствия, если это замечательное учреждение возглавит мой большевистский ублюдок!

С этими словами он ушел.

Этель залилась слезами.

Дейзи обняла Ллойда.

– Мне так жаль… – сказала она.

– Не волнуйся, – сказал Ллойд. – Ему не удалось ни унизить меня, ни расстроить. – Он сказал неправду, но ему не хотелось выглядеть жалким. – Он отказался от меня уже давным-давно… – Он с обожанием посмотрел на Дейзи. – Я счастливый человек, ведь у меня много других людей, которые меня любят.

– Это я виновата, – сказала Этель, вытирая слезы. – Зря я попросила его зайти ко мне. Должна была знать, что ничем хорошим это не кончится.

– Ну ничего, – сказала Дейзи. – А у меня есть отличная новость!

– Какая же? – улыбаясь ей, спросил Ллойд.

Она взглянула на Этель.

– Готовы?

– Думаю, да.

– Ну, давай, – сказал Ллойд. – Что за новость?

– У нас будет ребенок, – сказала Дейзи.

Этим летом вернулся домой брат Карлы, Эрик. Он был близок к смерти. В советском концлагере он заразился туберкулезом, и его освободили, когда он совсем ослабел и не мог работать. Он много недель спал под открытым небом, добирался на товарных поездах и попутных грузовиках, подвозивших его из милости. В доме фон Ульрихов он появился босиком, в ужасно пахнущей одежде. Его лицо было больше похоже на череп.

Однако он не умер. Может быть, потому, что был с людьми, которые его любили; или потому, что погода стала более теплой, так как зима перешла в весну; или просто благодаря отдыху; но кашлял он меньше и постепенно набирался сил и делал кое-что по дому – забивал досками разбитые окна, чинил черепичную крышу, чистил трубы.

К счастью, в начале года Фрида Франк нашла золотую жилу.

Людвиг Франк погиб во время бомбежки, когда был разрушен его завод, и какое-то время Фрида и ее мать нуждались, как и все остальные. Но она устроилась на работу медсестрой в американской зоне, и вскоре после этого – как она рассказала Карле – маленькая компания американских докторов предложила ей продавать на черном рынке излишки их еды и сигарет – за долю от выручки. С тех пор она стала появляться в доме у Карлы раз в неделю с маленькой корзинкой припасов: там была теплая одежда, свечи, батарейки для фонариков, спички, мыло – и еда: грудинка, шоколад, яблоки, рис, консервированные персики. Мод делила еду на порции, а Карле давала двойную. Карла принимала без колебаний – не для себя, но чтобы лучше кормить маленького Валли.

Если бы не Фрида со своими незаконными продуктами, Валли мог бы и не выжить.

Он быстро менялся. Темных волос, с которыми он появился на свет, уже не было, и теперь росли тонкие, светлые волосы. В шесть месяцев у него были чудесные зеленые глаза Мод. По мере того как формировалось его лицо, Карла заметила с внешней стороны глаз складку, отчего глаза выглядели раскосыми, и подумала, не из Сибири ли его отец. Она не помнила всех, кто ее насиловал, – большую часть времени держала глаза закрытыми.

Она уже перестала их ненавидеть. Как ни странно, но она была очень счастлива, что у нее есть Валли, и вряд ли могла заставить себя жалеть о произошедшем.

Ребекка была им очарована. Сейчас ей было всего пятнадцать лет, но она была уже достаточно взрослой для пробуждения материнских чувств и охотно помогала Карле купать и одевать малыша. Она постоянно с ним играла, и он всегда восторженно лопотал, увидев ее.

Эрик, едва почувствовал себя достаточно хорошо, вступил в коммунистическую партию.

Карла была ошарашена. Как он мог – после всего, что перенес от русских? Но она обнаружила, что он говорит о коммунизме так же, как десять лет назад говорил о нацизме. И лишь надеялась, что на этот раз избавления от иллюзий придется ждать не так долго.

Союзники намеревались вернуть в Германию демократию, и на осень 1946 года в Берлине были назначены выборы.

Карла была уверена, что город не вернется к нормальной жизни, пока контролировать ее не смогут сами его жители, поэтому она решила голосовать за социал-демократическую партию. Но берлинцы быстро обнаружили, что у русских оккупантов довольно странное представление о том, что такое демократия.

Русские были потрясены результатами выборов, проведенных в прошлом ноябре в Австрии. Австрийские коммунисты ожидали, что будут идти вровень с социалистами, но получили лишь четыре места из ста шестидесяти пяти. Казалось, голосующие винят в жестокости Красной Армии коммунизм. Кремль, не привыкший к честным выборам, этого не предполагал.