Руфин Гордин - Петру Великому покорствует Персида

Вздохнул тяжко: «Покаяния отверзи ми двери. Вины мои бессчётны, но ты, Господи, видишь, каково бьюсь не ради блага своего, а токмо ради отечества. Явление сновидное Алексия есть знамение: внук-де твой суть истинный наследник!..»

Мысль эта словно бы пронзила его. Пётр постарался отогнать её, но это оказалось непросто. И тут он вспомнил Марию Кантемирову и великую надежду свою. Отчего же не родила ему наследника? Что стряслось с нею там, в Астрахани?

Он поворотил свою одноколку к московской усадьбе Кантемира близ той же Никольской улицы, имя которой дал монастырь. Вылез и широкими шагами взошёл на крыльцо. Толчком ноги распахнул дверь и, отодвинув обомлевшего мажордома, не спросись, прошёл в Марьины покои.

Она была у себя. Вскрикнула, завидев его, переменилась в лице, ноги подкосились — и почти без чувств рухнула в кресло.

— Не ждала, Марьюшка. Прости, винюся.

Легко поднял её, бледную как мел, поцеловал в губы. И бережно опустил в кресло.

— Сиди, сиди, — жестом остановил он её, порывавшуюся встать, — пришёл сказать, что помню, храню в себе. Была ты в беспамятстве в день похорон отца, справлялся потом, сказывали, хворала. Хочу спросить у тебя: отчего скинула? Как такое случилось? Аль навредил кто?

Мария не отвечала. Она была словно бы в столбняке — от неожиданности, от потрясения.

Наконец разлепила бескровные губы и прошелестела:

— Видно, так. Видно, не без того. Видно, доктор Поликала дал мне не то питьё. Он с государыней в сговоре...

Замолчала, потупилась.

— Боюсь, не оговорила бы. Но племянница ваша, мой повелитель, таково высказывалась. Она за государыней и её передвижениями следила в оба глаза.

Пётр зарычал.

— Могла. А ныне, докладывают, завела шашни с Монсом. Не ведаю, как далеко зашли. Может, далее, чем можно.

Рывком подхватил Марию, снова поднял её и прижал к себе.

— Не оставляй надежды! Надейся! Это говорю тебе я. А пока прощай.

Повернулся и, не глядя вокруг себя, не замечая переполоха в доме, павшей на колени дворни, вышел вон. Погнал коня в Преображенское. Конные гвардейцы, словно приклеенные, следовали за ним.

Толстой его дожидался.

— Государь, весть отрадная: курьер от Матюшкина — Баку взят!

— Экой праздник! — вскричал Пётр. — Прикажи палить из пушек сколь можно. И бирючей разослать с оной радостной вестью.

Макаров держал в руках рапорт Матюшкина.

— Чти же, чти, Лексей! — нетерпеливо произнёс Пётр.

Матюшкин сообщал, что подступил к городу с четырьмя полками, готовился было к осаде: султан тамошний объявил, что бакинцы готовы-де отразить любое нападение, как отразили они Дауд-бека, который четыре года пытался завладеть городом. Но после первых пушечных выстрелов выслали парламентёра и сдали Баку.

— Отпиши ему, Лексей: «Письмо ваше я получил с великим довольствием, что вы Баку получили (ибо не без сомнения от турков было), за которые ваши труды вам и всем при вас в оном деле трудившимся благодарствуем и повышаем вас чином генерал-лейтенанта...»

Да припиши: «Поздравляю со всеми провинциями, по берегу Каспийского моря лежащими, понеже посол персицкий оные уступил».

Москва привыкла к пушечной пальбе, Пётр приучил москвичей. Россия стояла как утёс, никто не смел покуситься на её пределы. И гром пушек, и огненная потеха — фейерверк означали только одно: ликование по случаю ещё одной победы российского воинства.

Таким, победным, был 1723 год.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

...те, кто знал Россию 30 лет назад, видя, что ныне происходит в ней, вынуждены признать, что только такой мужественный, просвещённый и трудолюбивый монарх мог произвести столь счастливый и всеобщий переворот. И действительно, Ваше Величество, он беспрерывно трудится, чтобы просветить свой народ, сделать его полезным государству и возвеличить до высшей ступени славы... а равно и над тем, чтобы вывести дворянство из недостойного людей бездействия, в которое оно было погружено... Царь сам исполнял обязанности барабанщика и плотника и постепенно, переходя из чина в чин, дослужился до генерала и адмирала, всё время безусловно соблюдая подчинение и повиновение старшим и с неуклонной точностью подчиняясь дисциплине...

План Персидского похода составлен был лишь в январе. К началу мая всё было готово. И если бы этот план в точности исполнен был во всех подробностях, а частые в Каспийском море бури не разбили бы его кораблей, Царь уже в первую кампанию достиг бы Гиляни... И вот благодаря ему Россия, недавно ещё едва известная по имени, теперь стала предметом внимания большей части европейских держав, которые ищут её дружбы...