Владимир Леонов - Успешная Россия

Приехав в Петербург, А. В. Суворов хотел видеть государя, но не имел сил ехать во дворец и просил, чтоб император удостоил его посещением. Раздраженный Павел послал вместо себя Кутайсова. Суворов сильно этим обиделся. Доложили, что приехал кто – то от государя. «Просите», – сказал Суворов; не имевший силы встать, принял его, лежа в постели. Кутайсов вошел в красном мальтийском мундире с голубою лентою чрез плечо. – Кто вы, сударь? – спросил у него Суворов. – Граф Кутайсов. – Граф Кутайсов? Кутайсов? Не слыхал. Есть граф Панин, граф Воронцов, граф Строганов, а о графе Кутайсове я не слыхал. Да что вы такое по службе? – Обер – шталмейстер. – А прежде чем были? – Обер – егермейстером. – А прежде? Кутайсов запнулся. – Да говорите же. – Камердинером. – То есть вы чесали и брили своего господина. – То… Точно так – с. – Прошка! – закричал Суворов знаменитому своему камердинеру Прокофию, – ступай сюда, мерзавец! Вот посмотри на этого господина в красном кафтане с голубою лентой. Он был такой же холоп, фершел, как и ты, да он не турка, так он не пьяница! Вот видишь куда залетел! И к Суворову его посылают. А ты, скотина, вечно пьян, и толку из тебя не будет. Возьми с него пример, и ты будешь большим барином.

Кутайсов вышел от Суворова сам не свой и, воротясь, доложил императору, что князь в беспамятстве.

Согласно одной из версий, к умирающему Суворову приехал граф Хвостов, бывший бездарным поэтом. Суворов сказал ему, прощаясь:

– Митя, ведь ты хороший человек, не пиши стихов. А уж коли не можешь не писать, то, ради Бога, не печатай!

Впрочем, граф тоже оказался неплох: когда он вышел от Суворова, и все стали спрашивать «Как он?», ответствовал «Бредит!».

Заключение — « Мелочные правила и жалкие утонченности не должны иметь доступа к вашему сердцу. Двоедушие чуждо великим людям: они презирают все низости».

«Законы, не сохраняющие меру в добре, бывают причиною, что отсюда рождается безмерное зло».

« Кем бы я была?»

– Как вы полагаете, чем бы я была, если родилась мужчиною и частным человеком? —спросила однажды Екатерина.

– Мудрым законоведом, – ответил английский посланник.

– Великим министром, – сказал австрийский посланник.

– Знаменитым полководцем, – сказал французский посланник.

– На этот раз вы ошибаетесь, – возразила Екатерина. – Я знаю свою горячую голову; я бы отважилась на все ради славы и в чине поручика в первую кампанию не снесла бы головы.

« Морские термины»

Некий адмирал, рассказывая Екатерине II подробности морского боя, в котором он одержал победу, забылся настолько, что стал вставлять в разговор непечатные выражения. Присутствующие помертвели от ужаса. Очувствовался, наконец и сам рассказчик и со слезами на глазах стал просить у императрицы прощения.

Екатерина спокойно ответила, нисколько не показывая, что поняла непристойные выражения:

– Продолжайте, продолжайте, пожалуйста, я ваших морских терминов все равно не понимаю.

« Не поняла разницу»

– Никогда я не могла хорошенько понять, какая разница между пушкою и единорогом – говорила Екатерина II какому – то генералу.

– Разница большая, – отвечал он, – сейчас доложу Вашему Величеству. Вот извольте видеть: пушка сама по себе, а единорог сам по себе.

– А, теперь понимаю, – тактично сказала императрица.

Екатерина в шутку часто говори ла о графах Строганове и Нарышкине: Два человека у меня делают все возможное, чтобы разориться, и никак не могут.

Екатерина с легкой долей иронии так сказала иностранному посланнику о могуществе России: «Меня обворовывают точно так же, как и других, но это хороший знак и показывает, что есть что воровать».

В беседе с Дени Дидро:

«Вы забываете только одно, именно разницу, которая существует между вашим положением и моим: вы работаете только на бумаге, которая все терпит… но я, бедная императрица, я работаю на человеческой коже, которая чувствительна и щекотлива в высшей степени».

Императрица Божьей милостью

Екатерина в отличие от своего мужа Петра III, так и не успевшего короноваться, первым делом хотела начать правление с этого торжественного ритуала. 7 июля 1762 г., вслед за сообщением о смерти императора, одновременно обнародовали Коронационный манифест.