Сьюзан Вриланд - Девушка в нежно-голубом

Теперь же — спасибо хозяйке Маурицхёйса — я узнала, что месье ле К. способен музыкой успокоить мою мятежную душу. Я послала письмо в Ауде-Делен, приглашая его и трех других музыкантов на его выбор к себе домой. В «просторный белокаменный особняк во Вьербурге», — написала я: пусть знает, какие слушатели его ждут. Он радостно откликнулся, и, ободренная его ответом, я на следующий же день отправилась договариваться о выступлении. На месье ле К. был воротничок столь ослепительной белизны, что у меня голова пошла кругом, но нюхательная соль и его сильная рука у меня на спине восстановили мои силы. Я повторила приглашение, едва дыша. Вернее, я решила больше не дышать, если он не согласится. Месье ле К. задумчиво запрокинул голову, выгнул безупречно ровную бровь, поправил кружева на рукаве, медленно, расчетливо улыбнулся и предложил проехаться с ним в экипаже по Босху, могучему лесу вокруг города.

Мы поехали. Занавески опущены. В экипаже, в этой тесной тряской коробке, стояла страшная июльская духота. Я задыхалась. Мое фишю сзади липло к шее, а спереди — к женским прелестям, и не оставалось ничего иного, как его снять. В сумрачном свете, кокетливо (как мне казалось) потупив взор, я разглядела, что на жилете месье ле К. был вышит целый пейзаж. Когда я решилась дотронуться до вышивки, он накрыл мою руку своей и крепко прижал к груди — верный знак согласия прибыть на концерт. Я снова могла дышать.

— Обычно принято играть Гайдна, — сказал он, — однако осмелюсь порекомендовать также струнный концерт Моцарта до мажор. Называется «Диссонанс». Это вас не пугает?

— Напротив, крайне заманчиво.

— Он начинается с пульсирующих басов, точно сердце стучит у любовника, и постепенно наполняется высокими голосами.

— А он… достигает крещендо?

— Да, и потом медленно стихает.

— Тогда играйте!

Неделю спустя месье ле К. передал мне с посыльным, что собрал квартет, и несколькими днями позже я вновь пришла к нему с визитом — рассказать о гостях и договориться о музыкальной программе на вечер. Мы беседовали, гуляя вдоль усыпанного перьями птиц берега озера Вейвера и наблюдая за лебедями.

— Тут принято всегда звать одного-двух патриотов [12] Сторонники демократически настроенной партии патриотов. , — объясняла я. — Поэтому я пригласила Леопольда ван Лимбруг-Стирума, Гизберт Карела ван Хагендорпа и Адама ван дер Дейна [13] Намеренная или случайная ошибка автора — все эти политические деятели — представители партии оранжистов, а не патриотов. с семьями.

— А вам известно, что лебеди образуют пары на всю жизнь? — отвлеченно спросил месье ле К. — Что вы об этом думаете?

— Глупые. Впрочем, откуда взяться уму в таких маленьких головах?

Наконец настал вечер концерта. Я надела файдешиновое платье гиацинтового цвета, как у девочки с картины, — не слишком броское, но уж точно выделяющееся. И, поддавшись внезапному порыву, послала слугу по цветочным магазинам искать гиацинты, чтобы украсить ими главный салон. Запах был бы пьянящим. В нетерпении я расхаживала по комнатам, пот струился по рукам и груди. Я еще раз приняла ванну, ополоснула шею холодной водой, чтобы успокоиться, и прислушалась к звукам собственного дома: Жирар в домашнем халате, что-то весело и фальшиво напевающий себе под нос; быстрые шаги по мраморному полу; звуки стульев, которые расставляли в салоне; приглушенные голоса: «Нет-нет, мадам хотела поставить это сюда» или «Мадам велела в гостиной лампы не зажигать, а в малой зале свет притушить».

«Как чудно выйдет, — думала я. — Куда ни посмотришь — всюду синие душистые цветы, чьи толстые стебли гордо торчат вверх прямо как… как… Да! Сегодняшней ночью, в лунном свете, дамы изопьют сладкий нектар с медоносных цветков».

Только когда слуга вернулся, я поняла, что моей мечте не дано сбыться: слишком запоздала я с концертом. «Простите, мадам, гиацинтов нигде нет. Я обежал все магазины». И он протянул мне один бледный, давно увядший цветок. Чтобы не позориться, я решила не выставлять его напоказ.

В ярком свете множества свечей главный салон сверкал золотом. Пастельных тонов фигуры гостей скользили по черно-белому мраморному полу, отполированному до зеркального блеска. В журчащем смехе Жирар галантно нагнулся к руке этой Агаты Оранской с чудовищной прической и в том же уродливом платье. Как хозяйка, я пыталась найти в себе силы, чтобы любезно приветствовать гостью, но, глядя на птичку, пристроившуюся на ее кисейном чепчике так, что с каждым наклоном головы она падала вперед, будто клевала зерна, я едва сдержалась.