Жеральд Мессадье - Царь Давид

– И вы его не прикончили? – воскликнул Иоав. – Я вам золото дал! [18]

– Делай сам! – воскликнул солдат. – Мы не пойдем на это за все золото мира! Давид просил не трогать даже волоса на голове своего сына!

Иоав в сопровождении нескольких офицеров поспешил к тому месту, где упал Авессалом. Он был еще там, кровь сочилась изо лба. С лицом, искаженным злобой, Иоав пронзил ему грудь мечом. Молодой человек затрясся в предсмертной судороге: его руки поднялись, ноги согнулись, потом его конечности упали, и тело осталось неподвижным. Самый красивый юноша Израиля был мертв.

– Похороните его! – приказал Иоав.

Неподалеку нашли ров и бросили туда труп. Иоав и офицеры забросали его камнями. Времени на погребение не было, и они побежали догонять свои отряды. Армия Авессалома была разбита. Как и предполагалось, те, кто пробился к Миханаиму, пали под ударами корпуса Еффея. Другие рассеялись по лесам. Иоав велел трубить. Труба Абисхая отвечала ему эхом. Солнце заканчивало кровоточить. Долина погружалась в сумерки. Небо на востоке окрашивалось в цвет индиго. Иоав зажег факелы и осмотрел поле сражения. Абисхай присоединился к своему брату вместе с юным возбужденным Ахимаацем. Трубы Еффея затихали в поле.

Два командира посчитали своих людей: они потеряли около трех сотен. Трупы врагов похоронят и посчитают завтра. Сейчас они были спокойны. Нужно было возвращаться в Миханаим.

– А Авессалом? – спросил Абисхай, когда люди построились, чтобы возвращаться.

Иоав ответил ему красноречивым жестом, означавшим, что сын Давида отправился в загробный мир.

– А Амессай? – спросил, в свою очередь, Иоав.

– Он убежал. Несомненно, в Иерусалим, – ответил Абисхай.

– Жаль! – воскликнул раздосадованно Иоав. – Я бы всадил ему меч в живот.

– Позволь я пойду вперед и сообщу царю, что Господь избавил его от врагов! – попросил молодой Ахимаац, обращаясь к Иоаву.

– Сегодня не ты понесешь новости, – ответил Иоав. – В другой раз, может быть, но сегодня сын царя мертв.

– Авессалом мертв? – закричал Ахимаац.

Иоав кивнул головой и приказал одному кусхиту отнести вести царю.

– Я иду с ним! Неважно! – вскричал Ахимаац.

– Зачем? – спросил Иоав. – Никто не поблагодарит тебя за новости.

– И все-таки я пойду! – настоял Ахимаац.

И молодой человек удалился. Он бежал так быстро, что опередил кусхита.

Давид ждал, сгорбившись, у ворот Миханаима вместе с Эфраимом и слугой. Часовые укрепили факелы на крепостных стенах с каждой стороны будки часового.

– Кажется, я слышу звук трубы, – сказал Давид наблюдателю, который держался около будки. – Поднимись и посмотри, нет ли на дороге гонца.

Наблюдатель поднялся на крышу будки.

– Я вижу человека, – сказал он.

– Он один?

– Он один.

– Тогда он несет вести.

– Я вижу еще другого, но он дальше за ним.

– Он тоже несет вести.

– Первый молодой человек.

– Это, должно быть, Ахимаац или Ионафан. Я ему дам награду!

Ахимаац на одном дыхании подбежал к воротам Миханаима, узнал царя в мрачном свете факелов.

– Все хорошо! – крикнул он и поклонился Давиду.

– Благословен Господь, который отдал тебе на милость тех, кто восстал против тебя! – произнес он.

– А мой сын Авессалом?

– Царь, Иоав послал меня, он волновался, но я не знаю всего, что произошло.

– Останься со мной, – сказал Давид. Он встал рядом с царем и перевел дыхание. Немного погодя подбежал кусхит и, узнав царя, остановился перед ним.

– Хорошие новости, мой царь! – воскликнул он. – Это Иоав послал меня. Господь отмстил тем, кто восстал против тебя!

Давид качнул головой.

– А мой сын Авессалом?

– Пусть все твои враги и все бунтовщики, которые хотят тебе зла, находятся там, где сейчас он, – ответил кусхит.

Давид закрыл лицо руками и залился слезами. Потом он поднялся в свою комнату и предался горю, восклицая:

– Авессалом! О Авессалом! О мой сын! О, кто дал бы мне умереть вместо тебя, Авессалом, сын мой, сын мой!

Его крик слышался у ворот города.

Когда его генералы вернулись, он все еще рыдал. Они слышали, как этот старик голосил о горе, которое ему принесла смерть сына, который хотел его убить. Иоав, Абисхай, Еффей узнали от Эфраима, что Давид намеревался объявить завтрашний день днем траура.

– Ну, об этом не может быть и речи! – крикнул Иоав Эфраиму, охваченный яростью военного.

– А тогда зачем мы рисковали нашей жизнью! – крикнул раздраженный Абисхай. – Для кого мы проливали кровь братьев иудеев и наших соратников? Заткни этого старика, вместо того чтобы рассказывать нам его бредни!