Жеральд Мессадье - Царь Давид

Аммонитяне, установив, что сирийцы рассеяны и что они, таким образом, остались одни, убежали, в свою очередь, прямо перед отрядами Абисхая и закрылись в Иерихоне. Абисхай осадил город, как кот мышиную нору.

Так бы и оставить, но сирийцы перегруппировались на севере. Крича о мести, они призывали на выручку Адраазара, который еще не оправился от поражения, и поднимали царство до Евфрата. Они намеревались неожиданно напасть на этого нового царя, который хотел управлять всем. Они собирали уже огромную армию, когда под командованием Шубаха, генерала Адраазара, выиграли восточную равнину Иордана. Лазутчики проинформировали об этом Давида. Они не могли точно подсчитать численность противника, но утверждали, что в Хеламе собралось двадцать пять тысяч человек. Это был город в горах, малодоступный: оттуда можно было спуститься лишь по двум дорогам. Выбор этого места показывал уже, что сирийцы не знали местности, и это стало их роковой ошибкой.

Менее чем через десять дней Давид собрал такую сильную армию, какой он никогда не командовал: двенадцать племен дали ему по десять тысяч человек. Пять тысяч под командованием Абисхая все еще окружали Иерихон. Его генералы оснастили свои силы всем вооружением, взятом у противника в предыдущих битвах, показав, как с ним обращаться, они организовали систему начального довольствия: сражение должно было быть быстрым, ничто не предполагало слишком длинной кампании. Хлеб, финики, сушеная рыба – этого должно было хватить на два или три дня сражения.

Давид пересек Иордан и поднялся по равнине, протянувшейся у подножия горы, на которой возвышался Хелам. Пренебрежение всех этих иудеев, находящихся внизу, держащих себя вызывающе, спровоцировало сирийцев и их союзников. Они ринулись в атаку. Но они могли спускаться лишь по одной из двух дорог, поперек нее Давид и поставил корпус армии. Теснота этих дорог вынудила сирийцев спускаться рядами, только по десять или двенадцать человек. Это был бег на скотобойню, а внизу их ждал мясник. Евреи ждали их и резали их ряды. Арамейцам ничего не оставалось, как снова подняться в город и попробовать спуститься по другой стороне горы. Но там тоже было достаточно евреев [14].

Асхеритяне, аммонитяне, гесхурияне, моавитяне, эдомитяне, сирийцы, филистимляне, аввитяне, мазианитяне и все другие, не говоря уже о разбойниках-арабах, все должны были сделать вывод: лучше жить в мире с этими иудеями, чем пытаться вырвать у них кусок.

Сначала победы были пьянящими, потом надолго они стали монотонными. Казалось, никогда не закончатся эти кровавые бани, обезглавливание, уродование, зияющие раны…

Когда Давид не участвовал сам в битвах, то он принимал генералов по возвращении из экспедиций, слушал их оживленные рассказы, стратегические детали, список мертвых и раненых, потом опись добычи. На следующий день он осматривал трофеи: это чеканное золото (самое тонкое, которое разбивали ударами молотка по меди или серебру), это литое золото, это чистое серебро, это серебро с золотом, это медь, это бронза; это для генералов, это для храма, это для городов, которые направили добровольцев… Распределение украшений было менее строгим.

Потом Давид шел ужинать с генералами и приглашал одного или другого из своих повзрослевших сыновей, а иногда двоих или троих вместе, например Амнона, Авессалома и Елифалефа. Их было, впрочем, немного в Иерусалиме: Самус, Совав, Нафан, Евеар, Елисуа, Нафек… Мальчишки, испачкавшись соусом, широко открыв сияющие глаза, слушали этих военных, полных энергии и славы, а в конце они засыпали, убаюканные шумом.

Рассказы офицеров были монотонными и длинными. Давид прекращал их, вставая в конце ужина, чтобы направиться к той или другой из своих жен. По правде говоря, сердце его было не таким, как раньше. Раньше! Два или три года назад. Иногда он засыпал, не закончив ласк.

Быть царем – не только быть половиной ангела, но также и чиновником. Эта мысль заставила его рассмеяться как-то вечером. Он был чиновником небесного кадастра! Молодая мадианитка, которая ждала своей ночи с царем, подумала, что он пьян, и была раздосадована. Он смеялся под плащом от чистого сердца! Его немного округлившийся живот трясся!

Царский город был огромен. Он еще не был закончен и включал в себя не только апартаменты дворца, комнаты жен, детей, камергеров, слуг, рабов, а также дома генералов – Эзера, Аммона, Исбосхета, Иоава, Абисхайя и других. На террассах на высоте башни королевского дворца сушили белье, которое развевалось на ветру, дети играли в мяч, в глубине дворов – бассейны, где стирали белье, а также мылись, здесь и там долины Тиропоейона и Кедрона, горы Оливье и Анания, синевшие вдали. На западе леса, которым в конце лета солнце золотило листву. На севере и на юге Кедрон трепетал в своем русле, сверкая серебряными отблесками.