Жеральд Мессадье - Царь Давид

Они прошли мимо обезглавленного трупа великана, вокруг которого уже кружились стервятники, и через некоторое время наиболее проворные достигли неприятельского лагеря. Он был почти пуст. Несколько филистимлян вернулись, чтобы унести свои последние вещи, но и те удрали при виде иудейских разведчиков; они были уже далеко с тюками, переброшенными за спину. Смерть их героя ошеломила их. Он был гигантской непобедимой машиной, и вот он убит.

– Посмотрите, как их много!

Действительно, на склоне холма были люди. После паники, вызванной смертью Голиафа, филистимляне следили, придут ли иудеи или им не нужно уходить из лагеря. Их никто не преследовал, они продолжали бежать до следующего лагеря, до Аскалона или Газа. Оставленная филистимлянами территория представляла огромную добычу.

– Возьмите все, что хотите, и сожгите остальное! – крикнул Саул. – Завтра мы перебросим сюда наш лагерь, – сказал он, обращаясь к Авениру. – Возьми две тысячи людей и преследуй их так далеко, как сможешь.

Солдаты, оставшиеся с Саулом, разбрелись по лагерю, осматривая оставленные палатки, подбирали кто одеяло, кто котелок. Не было ни животных, ни оружия, за исключением двух луков и полного колчана, забытых в спешке, да еще три четверти ягненка и три мешка зерна. Филистимляне отступали методично, унеся почти всю провизию, включая бурдюки с вином. Немного погодя иудеи развели костры, к которым подносили палки, обмотанные паклей, и поджигали палатки, подпитывая горящие угли кольями из частокола. По возвращении они могли полюбоваться дивным зрелищем пожара.

Давид был доведен до изнеможения, но не столько физически, сколько эмоционально.

– Я хочу спать, – сказал он.

– Отдохни в моей палатке, – ответил ему Саул.

Давид заснул моментально.

Он проснулся от прикосновения чьей-то руки на своем плече, открыл глаза и узнал Ионафана, смотревшего на него серьезным взглядом.

– Нужно идти на жертвоприношение, которое организует царь.

Давид осмотрелся вокруг: он спал в палатке один. Солнце стояло низко. В палатке чувствовался запах ладана; его жгли для того, чтобы сделать приятным его отдых. Он встал и пошел за Ионафаном. Его снова встретили приветствиями. Было странно видеть эти жестокие лица, на которые наложила свой отпечаток не одна смерть. А теперь все эти люди произносили изысканные благословения и похвалы почти с любовью: «вместилище добродетелей», «любимец Бога», «слава своего рода»…

Среди солдат наметилось движение к вершине холма. Ионафан прошел сквозь толпу. Рядом с ним – Давид. Они остановились перед импровизированным алтарем, установленном на четырех больших камнях. На нем соорудили костер, пока еще не зажженный. Священник стоял рядом с царем. Ягненок блеял. Один солдат держал голубя.

Раздались голоса священника и Саула:

– Прими, Господь, наш единственный Бог, эту жертву.

Саул перерезал шею ягненка, который судорожно дернулся. Кровь была собрана в медную чашу. Солдат принес священнику факел, который тот просунул под поленья. Пламя затрепетало на ветру и охватило дрова. Саул положил шкуру ягненка в этот огромный огненный цветок.

– Прими, Господь, наш единственный Бог, эту жертву от твоих детей, признательных за победу в этот день, за прошлые и будущие твои благодеяния во веки веков!

Священник повернулся и спросил:

– Где победитель?

Ионафан подтолкнул к нему Давида. Священник взял голубя и положил ему в руку вместе с ножом:

– Принеси в жертву этого голубя и повторяй за мной то, что я буду произносить.

Давид перерезал голубиную шейку.

– Дай крови стечь. Прими, Господи, наш единственный Бог, эту жертву от твоего признательного и послушного сына…

– Прими, Господи, наш единственный Бог…

– … за твою руку, направлявшую мою руку, и камень, которым были повержены твои враги…

Давид задумался над словом «послушный». Кого он слушал, если не самого себя?

– За твою руку, которая направила мою руку… – сказал он по знаку священника и бросил голубя на горящие угли.

Правда ли, что рука Господа направляла его руку? Все эти мысли были новыми для Давида.

Солнце краснело над горизонтом со стороны Бетеля, большого моря. Внизу лагерь филистимлян закончил свое существование.

Царь плеснул вина в огонь, потом опорожнил флакон с маслом, а другой с молоком. Наконец он вылил чашу крови на костер.

Жертвоприношение закончилось.

– Наш отец, должно быть, уже беспокоится, – сказал Давид Елиаву, находившемуся рядом. – Мне нужно вернуться.