Иван Васильевич задрал сорочку до колен и сунул пятки в кипяток.
— Может, водицы холодной плеснуть? — спросила царевна.
— Не надо… Ох! И так хорошо. А ты меня, царевна, не сторонись, — прикрикнул Иван Васильевич на сноху. — Одно у нас с тобой горе, вдвоем его легче вынашивать. А у тебя ко мне еще должок имеется.
— Какой же, батюшка?
— Не забыла, чей совет Иван Иванович спрашивал, прежде чем тебя во дворец привел? Ежели бы не мое царское слово, не быть тебе царевной! Аль не так, Елена?
— Так, батюшка, — не смела смотреть Елена на едва одетого государя.
— То-то же! — вздохнул безрадостно Иван Васильевич. — А может, тебя в монастырь отправить? — неожиданно посуровел государь. — Без мужа осталась, чадо не сберегла. Кому ты теперь нужна?! Да если бы ты не ходила голой, царевич жил бы! — И, глянув на девицу, которая едва удерживалась от слез, смилостивился. — Ладно, подойди ко мне. Да не шарахайся, как черт от ладана. Эх, Елена, Елена, неужто не догадываешься, почему я тебя Ванюше посоветовал? — приврал государь.
— Нет, батюшка.
— Глянь на меня. — А когда царевна, набравшись смелости, заглянула в глаза государю, зашептал жарко: — Люба ты мне! Дай я твою белую рученьку подержу. Ах, как она хороша. А как бела! Не бойся ты меня, царевна, приголублю я тебя. Все царствие свое к твоим ногам положу, только от моей ласки не отрекайся.
Иван Васильевич поднялся, едва не опрокидывая таз с водой, шагнул навстречу к Елене и обнял ее за плечи.
— Батюшка-государь, что же ты такое делаешь?! Я ведь невестка твоя!
— Нет теперь у меня Иванушки, ты мне от него осталась в утешение. Не оттолкни, пожалей старика.
Иван Васильевич прильнул губами к шее царевны, задрал ей на животе ворох платьев и холодным прикосновением старческих рук обжег невестку.
— Нет! — посмела оттолкнуть Елена царя. — Нет! — яростно отбивалась она от него.
А Иван Васильевич, напоминая медведя, заламывающего козочку, уже подмял царевну под себя и торопливо стал стягивать с нее платья.
— Иванушку вспомни, Елена. Сына моего старшего, — жарко шептал в лицо невестки государь. — Теперь ты мне принадлежишь, до последней кровинушки.
— Нет! — воспротивилась Елена и, собравшись с си-лами, спихнула с себя московского хозяина. — Лучше смерть! — бросилась к выходу, одергивая на коленях задравшиеся платья.
— Смерть, говоришь? — невесело поднялся с пола отверженный государь. — Не пожалеть бы тебе. Впрочем, живи пока.
В положенный срок Мария разрешилась от бремени, укрепив русское царство наследником. Призвав ведуний во дворец, Иван Васильевич показал на новорожденное чадо и пожелал узнать, что его ожидает в будущем. Колдуньи заглядывали отроку в глаза, хватали его за махонькие ручки и гладили животик, а потом вынесли приговор:
— Не прожить чаду более шести лет!
Государь повелел повязать кликуш накрепко, а поутру сбросить их с моста в Москву-реку. Проведя бессонную ночь в одиночестве, измученный царь самолично отомкнул дверь темницы и выпустил колдуний на свободу. Поклонился в ноги государь старухам за мужество и попросил прощения за гнев.
Царевича Дмитрия окружили небывалой заботой. На шею повесили три Спасительных креста, ворожеи без конца нашептывали на воду, стремясь отвести от отрока беду. Однако всякий раз поверхность покрывалась рябью, вода мутнела.
К царице Иван Васильевич охладел совсем, не выезжал с ней даже на богомолье, и во дворце судачили о том, что вряд ли Марии пробыть в царицах даже год — упечет ее царь-государь в Новодевичий монастырь, где придется ей доживать грустные дни старицей-праведницей.
Невесело было во дворце.
Однако выносить тоску Иван Васильевич более не мог. По распоряжению государя каждый холоп, невзирая на чины, обязан был смеяться и говорить веселые речи; за уныние обещали пороть крепко, и в первый же день после указа служивые люди высекли неулыбчивого Василия Шуйского и старейшего боярина Шереметьева Егория.
Теперь все чины лыбились так, как будто откушали по фунту изюма. Иван Васильевич повелел под страхом смерти не вспоминать его старшего сына, а прежде чем произнести имя младшего царевича Дмитрия, полагалось плюнуть через левое плечо трижды и прочитать очистительную молитву.
Много времени государь стал проводить в обществе Федора Ивановича и не однажды осторожно подступал с разговором о том, чтобы сын оставил бездетную жену и выбрал себе другую. Совсем неожиданно царевич проявил несвойственную ему твердость и отвечал, что разлучить его с супругой способна только божья воля. Настаивать государь не стал, справедливо полагая, что отрок может тронуться разумом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу