Семен Розенфельд - Гунны

— Ты, курносый, где живешь?

— Ось туточки.

— А ты?

— Ось тамочки.

— А ты?

— Ось у той хаты.

— А в этом доме кто живет?

Мальчишки стали отвечать наперебой:

— Тамочки немае никого...

— Тамочки жила тетенька Фрося с дяденькой Иваном...

— Их ночью немцы забрали...

Все было ясно.

Федор посидел еще немного и, распрощавшись с ребятами, быстро ушел. В Нежине ему больше нечего было делать, и он решил проехать в Киев, где надеялся разыскать знакомых подпольщиков.

На станции Федор купил билет перед самым отходом поезда и вошел в вагон после второго звонка. Но только поезд отошел — началась проверка документов.

Федора не смущал обход вагонов контролерами полевой жандармерии, — его отпускные документы железнодорожного мастера киевского депо были в порядке. Неприятным показался только рыжий субъект в штатском, шедший следом за жандармами и пытливо вглядывавшийся в лица пассажиров.

Жандармы, коротко взглянув на удостоверение, вернули его Федору. Но субъект, точно узнав давнего знакомого, долго всматривался в него и оглядывался, пока контроль не вышел из вагона.

Федор как ни в чем не бывало продолжал прерванный завтрак. Он спокойно доел свою колбасу, аккуратно сложил бумажки, разорвал их зачем-то на клочки и бросил за окно.

Но на ближайшей остановке он вышел из вагона. Не сходя с площадки, высунул голову — у соседнего вагона стоял рыжий субъект и смотрел вдоль поезда, точно поджидая выхода Федора. Федор вернулся и попробовал сойти с другой стороны. Но здесь, на путях, стоял один из жандармов. Федор вошел в вагон, потом на ходу поезда прошел до конца состава. Не доезжая следующей остановки, едва поезд замедлил ход, Федор соскочил на мягкий песок, но в тот же миг вслед за ним спрыгнули один за другим оба контролера и рыжий субъект.

Все трое испуганно-торопливо выхватили оружие и направили в упор на Федора.

Федор рассмеялся:

— Вы что!.. С ума сошли?..

— Руки вверх!.. Руки вверх!! — суматошно, точно в него стреляли, кричал позеленевший от испуга рыжий.

— Пожалуйста... Сделайте одолжение... — продолжал улыбаться Федор, поднимая руки.

Рыжий, нелепо держа против лица Федора огромный наган, левой рукой суетливо ощупывал его карманы, залезал в голенища сапог, оттягивал широкий парусиновый пояс. Казалось, разочарованный тщетностью обыска, он еще больше рассердился:

— Зачем на ходу спрыгнул?

— А мне сюда, в деревню.

— Зачем?

— Там родственники.

— А билет почему до Киева?

— После деревни в Киев.

Точно не веря самому себе, рыжий снова обыскал Федора, посмотрел все бумажки, расковырял кисет с табаком, потом, убедившись в отсутствии непосредственной опасности, крикнул:

— Идем!

Они пошли по шпалам — жандармы по бокам, рыжий — сзади.

«Плохо дело... — думал Федор. — Если не уйти до привода в контрразведку, — беда... Оттуда не выбраться...»

На станции он сидел в комендатуре до вечернего поезда, слушал бесконечные телефонные разговоры с Киевом и Нежином, видел сочувственные взгляды молчаливых немецких солдат, а поздней ночью прибыл в Киев и был доставлен в здание штаба командующего войсками на Украине.

В коридоре, в ожидании вызова, неожиданно увидел выходящего из канцелярии старого знакомого по арсеналу. Конвойный шел чуть поодаль, и Федор успел шопотом спросить:

— Где мы?

— Отдел третий... Контрразведка, борьба с большевиками в армии и тылу...

По коридору проходили офицеры и ординарцы, звенели шпоры, открывались и закрывались двери, из комнат доносились свирепые крики или сдержанный стон. Звонили телефоны, монотонно стучал телеграф, время от времени проходили, сопровождаемые конвойным, какие-то обросшие, бледные люди в измятой грязной одежде, стучал о цементный пол приклад винтовки, и снова тоскливо текла ночная жизнь оккупационной контрразведки.

Уже почти на рассвете Федора вызвали. Допрашивающий его офицер говорил по-русски; он старательно строил фразу, лишь произношением выдавая свою национальность.

— Можете сесть. Будьте совсем спокойны.

— Я не волнуюсь, — ответил Федор.

— Большевики этим известны.

— Не знаю.

Капитан поднял светлорусую, тщательно причесанную на пробор, холеную голову, посмотрел большими серыми глазами.

— Что — не знаете?

— Большевиков.

— А-а...

Капитан усмехнулся. Он взял из деревянной коробки сигару, привычно откусил острый кончик, закурил и, удобнее усевшись, мягко сказал:

— У меня слишком большой опыт, чтобы хотя на минуту ожидать от вас сознания... Нет... такие, как вы, умирают, но ничего не сообщают врагу... А ведь я — враг... Не так ли?..