Ильяс Есенберлин - Хан Кене

Сейтена с Ожаром повезли под усиленной охраной отдельно он каравана прямо в Омск.

Через три дня ускоренными переходами добрались до Турткульской волости, где заканчивался Баян-Аульский округ и начиналась Сибирь. На ночевку остановились в большом ауле на берегу озера. Это был аул, управляемый Таймасом, сыном Бектаса. Таймас, высокий и плечистый светлоусый человек, приходился племянником роду каржасов. Аул встревожило появление солдат со связанными людьми. Со страхом смотрели здесь на большие ружья с примкнутыми штыками. И все-таки находили в себе мужество подойти и хотя бы поздороваться с пленниками.

Особенно плохо выглядел Сейтен. Дело было не в человеческой усталости, которая никак не отразилась на внешнем виде батыра. В глазах его стояла неутолимая скорбь оттого, что не смог он защитить доверившихся ему людей. Подходившие сначала замечали эти безмерно печальные глаза, а потом только видели сгустки крови на разорванной в клочья рубашке. Батыра избивали после пленения, и не последнюю роль сыграл в этом сын акмолинского ага-султана Чингис…

Больше всех встревожен и опечален был Таймас. «В чем же вина батыра Сейтена или Ожара? — думал он. — Разве даже зверь или птица не стараются оберегать свое логово или гнездо? Как может человек не защищать землю своих отцов!.. А тут за то, что хотел попросту уйти от притеснений…»

Сколько ни старался Таймас переговорить наедине с Сейтеном, этого не удавалось сделать. По приказу офицера солдаты никого не подпускали к арестованным. Воинская команда заняла юрту самого Таймаса, и только после долгих просьб разрешили ему спать на дворе возле собственного дома.

Ночь была непроглядно темная и душная, как будто весь мир накрыли глухим одеялом из верблюжьей шерсти. После дневных переживаний аул словно вымер. Только привязанные солдатские лошади пофыркивали где-то рядом да время от времени перекликались часовые. Словно расплавленный свинец, залили голову Таймаса тяжелые мысли. Не давал покоя жалкий вид Сейтена с Ожаром, и он ворочался с боку на бок, не в силах сомкнуть глаз.

Чей-то печальный, страдальческий голос услышал вдруг Таймас. Прислушавшись, он понял, что это Сейтен. Батыр пел чуть слышно на мотив «Елим-ай»:

Где кочевали мы легко, как журавли,

Прощай, родимый край! Прощай, краса земли,

Где стать хотели мы единою семьею,

Но столько хищных лап и клювов привлекли.

Как плач была песня батыра. Ее оборвал низкий голос Ожара:

— Отчего терзаешься так, Сейтеке?

Что-то необычное было в этом голосе, какое-то тайное ликование, от которого мурашки побежали по спине Таймаса, Сейтен тоже почувствовал это и вдруг явственно вспомнил голос, прозвучавший в ту ночь, когда предательски пленили его. Сомнений быть не могло: то был голос Ожара, такой же низкий, скрипучий… Но почему тогда гонят его, связанного, вместе с ним?..

— Ожар, невысказанная обида подобна рогам Искандера. Помнишь, они у него росли кончиками внутрь, никогда не давали покоя…

— Что же, сейчас только и остается изливать свою душу.

— У кого есть что изливать… Не о себе я думал, Ожар, и ты это знаешь. И хоть, как жаворонок, невелик наш народ, но мог бы подняться выше, чем сейчас. Судьба нашего народа была моей вечной раной. Мой единственный брат Тайжан сложил за это свою голову. Ты был тогда с ним и с тех пор остался в моем сердце…

Ожар не отвечал. Может быть, он вспомнил те дни, когда бесстрашным джигитом носился по степи, защищая народ от притеснений, и в каждой юрте находил уважение и приют. А может быть, уже тогда он помышлял о том, к чему пришел. Сейтену нужно было знать все.

— Помнишь, как вы спасли аул Кумбел от карателей. Солдаты с ага-султанскими прихвостнями загнали вас в лощину между сопками Караджала. Ты остался тогда со своей сотней и на два дня задержал карателей. Скользким льдом была покрыта в ту зиму гора Баян, и, пока мы сражались, женщины собрали кошмы и простелили их через вершину. Двести семейств ушли из рук врага. Да, этот подвиг прославил тебя в народе… К несчастью, мой брат Тайжан угодил тогда в капкан и был присужден к смерти. Тебя тоже должны были схватить, но я отбил тебя. Полсотни джигитов легли при этом. Но зато мы спасли тебя, надежду нашего рода. Молодым вождям принадлежит будущее…

Почему же молчит Ожар?..

— Почему ты молчишь, Ожар? — спросил батыр Сейтен. — Ты тогда был молод. Как золото из руды, так благородство выплавляют из молодых сердец. Весь род каржасов не умел раньше решить и в пятьдесят дней то, что ты решил за одну ночь. Многословным и всесильным был ты всегда. Куда делось все это? Как теленок стал, которому надели намордник… Я вот человек, имеющий право на все: убьют — попаду в рай, сам убью, — значит, такова воля создателя. Это потому, что ни одной капли невинной крови нет на мне и совесть моя чиста перед этой землей… Что ты молчишь?