Вера Хенриксен - Святой конунг

— Этого я не помню, — ответил он. — Ты задаешь такие странные вопросы! Он умер от удара копьем.

— Он умер сразу или спустя некоторое время?

Лицо Финна сморщилось.

— Он умер не сразу, — ответил он.

— Тебе есть за что отомстить, — сказал он, обращаясь к Тронду. И в подтверждение своих слов положил руку на окровавленную тунику Кальва, которую привез с собой; она лежала рядом с ним на скамье.

Тронд сидел и молчал; потом без слов указал на свою белую рясу. Финн нетерпеливо мотнул головой.

— Сбрось с себя эту бабью одежду, ты, мужчина, — сказал он. — Я слышал, ты хорошо владеешь мечом, когда захочешь.

Но Тронд покачал головой.

— Я больше не возьму в руки меч, — сказал он.

— Никогда не думал, что настанет время, Тронд, когда мне придется подстрекать тебя претендовать на наследство рода Ладе! — воскликнул Финн, буравя его глазами. — Но поскольку ты сидишь тут в юбке и отказываешься отомстить за своего приемного отца, то, мне кажется, я должен напомнить тебе, какая кровь течет в твоих жилах. Твои предки покраснели бы от стыда за тебя. Докажи им, что они ошибаются, что ты как-никак мужчина! Поедем со мной в Данию, к Свейну Ульвссону! Мы будем вместе сражаться против Харальда Сигурдссона и его лжи — и победим его! И когда мы одержим победу, править Норвегией снова будет Ладе ярл!

Лицо Тронда стало почти таким же белым, как его ряса.

— За кого ты меня принимаешь, думая, что я нарушу клятву, данную Богу? — воскликнул он.

— Хорошенько заплатив, ты получишь в Риме отпущение грехов, — сухо заметил Финн. — Ты ведь, как священник, знаешь об этом?

Тронд опустил глаза.

— Да, — сказал он, — этого нельзя отрицать.

На лицо его набежала тень; и Сигрид казалось, что она спускается вниз, грозя оставить след на его белой рясе.

— Возможно, тебя будут называть королем, — продолжал Финн, искоса глядя на Тронда. — И если ты, будучи королем, захочешь служить своему Богу, ты сможешь сделать это лучше, чем разгуливая здесь, в Эгга, в этой юбке.

В глазах Тронда Сигрид заметила блеск. Она видела подобный блеск в глазах мужчин, когда разговор заходил о власти и славе; она знала это на примере Кальва, когда он был могущественным человеком в Норвегии и хотел обладать еще большей властью. Кальв, лежащий теперь на кладбище… Возможно, он так и не обрел покоя в святой земле…

Эта жажда власти привела его к гибели.

— Тронд! — вдруг с тревогой воскликнула она. — Ты не должен, не должен жертвовать блаженством своей души ради власти!

Оба повернулись к ней.

— Ты! — бросил ей в лицо, словно плевок, Финн Арнисон. — Ты толкнула на смерть двух сыновей, чтобы отомстить за Эльвира, настроила Кальва против святого короля, вынудила его покинуть страну и, возможно, явилась причиной его смерти, — и после этого ты осмеливаешься говорить такое? За Эльвира ты готова была отомстить, ты была словно валькирия. Ты считаешь, что Кальв недостоин, чтобы за него мстили?

Сигрид вдруг почувствовала себя усталой, бесконечно усталой, словно она жила уже тысячу лет.

— Я уже насмотрелась на месть, — с тяжелым вздохом произнесла она. — Я уже насмотрелась и на жажду власти, а также на те несчастия, которые она влечет за собой. Поезжай в Данию, Тронд! Мсти, завоевывай себе имя ярла или короля, я не стану удерживать тебя! Но только знай, что путь, который ты выбрал, никогда не приведет тебя ни к миру, ни к счастью. Потому что цель всегда будет отдаляться от тебя; и тебе будет казаться, что ты сможешь достичь ее, завоевав себе чуть больше богатства, чуть больше власти. И удача, за которой ты погонишься, станет для тебя тем карающим мечом, который обрушит на тебя вечное проклятие.

Она встала, чтобы уйти; они сидели в маленькой келье Энунда. Никто не остановил ее, и она направилась на кухню, взглянуть, как там дела.

В этот вечер она больше не говорила с Трондом. И у нее было столько дел, что не было времени ни о чем думать, и она радовалась этому. Тем не менее, ей показалось странным, что его не было за ужином.

Но Финн Арнисон был, хотя и разговаривал с Сигрид только ради приличия. И при первой же возможности он отправился спать. И по мере того как люди расходились, Сигрид чувствовала, что ее мысли заволакивает, словно густой туман, отчаяние. Она даже не осмеливалась думать о предстоящей ей одинокой ночи, не зная, что ей делать.

Священник Энунд не уходил; и было ясно, что он ждет, что она попросит его поговорить с ней наедине. Но она не стала это делать; она не знала, что она может сказать ему о Кальве или о Тронде. Тем не менее, она пыталась удержать его, бессвязно говоря с ним о ничего не значащих вещах, и ушла только после того, как он заснул на скамье.