Кирстен Сивер - Сага о Гудрид

Последние слова Гудрид почти выкрикнула, широко раскинув руки и повернувшись к прорицательнице. А старуха моргнула и улыбнулась, словно только что проглотила сладкую ягоду. Потом она начала разглядывать разбросанные вокруг нее предметы: птичий камень, трезубые дощечки с высеченными на них рунами, комок серы, засушенный лисий фаллос и другие вещи, назначение которых Гудрид было неведомо. В битком набитом доме стояла мертвая тишина. Наконец Торбьёрг встала.

– Торкель сын Херьольва, я заглянула в будущее. И ты, и многие из твоих людей останутся живы, когда зазеленеют горы, и лето обещает быть теплым и солнечным. Охотники, которых ты пошлешь за оленями, вернутся еще до зимы с хорошей добычей, а когда ты пошлешь кого-то охотиться на тюленей, то получишь вдобавок белого медведя. К лету в море будет полно рыбы, а сено будет длинным и душистым. Эрик Рыжий доживет до следующего тинга в Братталиде. Мор скоро спадет, но прежде еще унесет жизни некоторых, как и голод. А теперь я предскажу судьбу каждого.

Она проворно сошла с возвышения и протянула свой кошель Гудрид.

– Ты славно пела, девочка, именно этого я и ожидала от приемной дочери Халльдис. А потому я поручаю тебе собрать с пола мои священные предметы. Когда ты сделаешь это, я предскажу тебе твою судьбу.

Гудрид протянула руку за кошелем и почувствовала, что она вся дрожит от усталости. Халльдис никогда не предупреждала ее о том, что возникает такое бессилие, когда делаешь все серьезно. Словно бы ее тело куда-то исчезло, а остался только ее голос и слова, а теперь она вновь ощутила себя целой.

Она подобрала с пола одну из трезубых дощечек и взглянула на нее в неверном свете лампы. На одной стороне были вырезаны маленькие руны, гласившие: «Меня сделала Торбьёрг», на другой: «Посвящается Фрейру». Дерево грело руку, и Гудрид поспешила собрать все остальное в волшебный кожаный кошель.

Проталкиваясь через толпу к прорицательнице, девушка слышала людской гул. Все с облегчением радовались добрым новостям. Сама Торбьёрг склонилась над юношей, который за время болезни не мог ни есть, ни пить. Он то и дело отхаркивал мокроту, и лихорадочно горящие глаза его не отрываясь смотрели на Торбьёрг. Та сказала:

– Возле тебя сидит белая куропатка, я вижу ее. Это твой дух-двойник, и он будет с тобой то недолгое время, пока ты еще жив. Умрешь ты легкой смертью.

Юноша слабо кивнул и натянул на себя серый шерстяной плащ, служивший ему одеялом.

– Я так и думал, – сказал он. – А мне так хотелось сделать что-нибудь стоящее в жизни – я собирался вместе с хозяином этим летом на охоту. Но видно, не суждено.

И он так закашлялся, что Гудрид подумала, что предсказание Торбьёрг вот-вот исполнится. Но прорицательница мягко, ритмично провела по лбу юноши рукой, и тот вскоре уснул. Прорицательница взглянула на Гудрид и крепко сжала ей руку.

– Я хочу, чтобы все слышали, что я предскажу тебе, Гудрид дочь Торбьёрна. И твой отец тоже слышит нас! Я вижу твою судьбу: ты удачно выйдешь замуж, и может, не один раз. Ты далеко уехала, а в будущем уедешь еще дальше, ибо ты молодая и крепкая, и тебе не страшны болезни. Норны [3]прядут длинную нить твоей судьбы.

Торбьёрг окружали люди, и они пытались выспросить у прорицательницы что-то свое, так что Гудрид не сразу поняла, что напророчествовала ей Торбьёрг. Она ничего не сказала в ответ и пошла искать своего отца. Но Рагнфрид преградила ей дорогу:

– Как ты думаешь, Торбьёрг может предсказать мне что-нибудь хорошее? Будет ли удобно, если Торкель вызовет ее сюда? А ты не боялась стоять рядом с ней и петь? Ты что, тоже хочешь быть прорицательницей?

Гудрид сразу не нашлась, что ответить на такое множество вопросов. И поэтому она просто улыбнулась и сказала:

– Торбьёрг действительно ясновидящая.

И она сама тоже, подумала о себе Гудрид. Она ведь тоже видела белую куропатку, и с того самого момента, когда юноша заболел, она поняла, что долго он не протянет. Она только пыталась понять, где пролегает граница между даром ясновидения и тем, что умные люди в Исландии называют колдовством. Можно ли открывать свою душу для чужих сил, как учила ее Халльдис?

Гудрид ждала, когда же кончится этот вечер, и ей хотелось остаться одной, обдумать предсказание Торбьёрг и сопоставить его с тем, что происходило вокруг нее в жизни.

На следующее утро, когда Торбьёрг-проридательница покинула Херьольвов Мыс, Гудрид вышла на двор. Светало. С серого неба падали снежинки, сильнее, чем обычно, слышался шум моря. Из хлева раздавалось приглушенное мычание.