Кирстен Сивер - Сага о Гудрит

Карлсефни умолк, отпил немного пива и затем громко произнес:

– Выпьем в память об Эйольве и Гриме – они утонули этой зимой в Халогаланде, когда ловили рыбу с одним из людей Харека. А вдовы Эйольва и Грима получат причитающуюся им часть нашего богатства, и доля их будет немалой. Цены на зерно возрастут, ибо осень в северной Норвегии была неважной. Но у жителей Нидароса есть запасы, так что с помощью друзей мне удалось купить все, что надобно. Кроме того, мы привезли с собой хорошую древесину. И половину бревен я использую для расширения своего двора.

Вскоре закипела работа: хозяйский дом расширялся, а когда Гудрид готовилась отправиться с Карлсефни на альтинг, она была рада передохнуть от всех домашних хлопот. Однако незадолго перед отъездом, рано утром, у нее вдруг закружилась голова, когда она наклонилась над бочкой в кладовой, чтобы вытащить засоленый кусок тюленя. На следующее утро головокружение повторилось. Не лучше стало и через день. Придется Карлсефни ехать на альтинг без нее. И как бы ей ни хотелось поговорить с Гудрун дочерью Освивра, она покорилась, ибо не оставалось никаких сомнений в том, что она вновь беременна.

Тошнота подкатывала в течение дня, а светлыми вечерами она выбирала время и частенько наведывалась на Рябиновый Хутор вместе со Снорри и Арнкелем, чтобы повидать Торбьёрна. Они отправлялись на прогулку вдоль западного берега фьорда. Аромат цветов смягчал соленый воздух из устья фьорда у Перешеечного Острова, и Гудрид вспоминала, как она почти уже четыре года назад приехала в Скага-фьорд, нося под сердцем Торбьёрна. Вот и теперь она испытывает те же чувства, что и тогда, и ту же радость, видя, что добрые предсказания о ее судьбе сбываются. Торбьёрг говорила ей, что удача будет сопровождать Гудрид всю ее долгую жизнь, а это означает, что и Карлсефни предстоит прожить долгую, счастливую жизнь!

Карлсефни вернулся с альтинга домой и, как обычно, привез разные новости. Тихим безоблачным вечером они сидели возле дома, наслаждаясь закатом, и он рассказывал Гудрид об услышанном на тинге. Король Олав шлет из Норвегии приветствия своим друзьям. Прислал он и правила, которые отныне должны действовать в торговле между Норвегией и Исландией. Карлсефни презрительно усмехнулся и прибавил:

– Этот новый договор столь же хорош, как и люди, засвидетельствовавшие его: никто на тинге не умеет писать – ни буквами, ни рунами.

– А я учила Снорри зимой разбирать руны, – гордо ответила Гудрид, прислонившись к уложенному для починки стен дерну. Карлсефни ответил ей, что Снорри пригодятся его знания, и рано или поздно следует обучить его и книжной грамоте. Но епископ Бернхард должен этим летом вернуться в Норвегию, так что на него как учителя для их сына рассчитывать не придется.

И в то же мгновение теплый ветер со стороны Хова донес до них звуки церковного колокола: «Слу-шай! И-ди! Ко мне!»

Звон раздался так неожиданно, что Гудрид поспешно перекрестилась и вопрошающе взглянула на Карлсефни. Тот улыбнулся и сказал:

– Халльдор, кстати, купил на альтинге настоящий резной посох. И наверное, священник его нашел повод для праздника.

В память о Тьодхильд Гудрид ежегодно соблюдала праздник святой Суннивы, но у нее не хватало времени посещать и другие праздничные богослужения в году! Эта новая беременность отняла у нее последние силы. Ей хотелось бы тихо сидеть вечерами на дворе, а другие пусть молятся в церкви или хлопочат по хозяйству.

Пока Карлсефни отсутствовал, уехав на осенний тинг на Мыс Цапли, Гудрид потеряла своего ребенка. Она лежала в постели, стараясь не двигаться, чтобы остановить кровотечение, а сама напряженно вспоминала события последнего времени. Может, она в чем-то провинилась, и теперь понесла наказание? Она соблюдала все обычаи, стараясь делать все как полагается – начиная с разведения огня в очаге по утрам и кончая обереганием себя от колдовства и порчи, когда садилась за ткацкий станок. Когда она спала по ночам, свет луны на нее не падал, и Хозяин Холма под большой рябиной получал еду и питье от Скегги-Торы. Сама она ежедневно хотя бы раз произносила молитву «Отче наш», а каждое сито и корытце на кухне имели на себе метку крестом.

Но Карлсефни не почтил Фрейю на последних своих пирах, да и сама Гудрид была слишком занята другими делами. Она нащупала под сорочкой амулет Фрейи. Он был холодным, безжизненным, и до ее сознания вдруг дошло, что она замерзла. Когда к ней вошла Скегги-Тора, она попросила у нее еще одеяла, но это не помогло. Зубы у Гудрид стучали так, что звук этот эхом отдавался в ее голове. Она не чувствовала себя такой замерзшей и беспомощной с тех самых пор, когда отцовский корабль взял курс к берегам Гренландии.