– А раненые где?
– Да вот же! – Баулин показал на женщин.
Нырков сразу все понял. То, что ему показалось мешками, на самом деле были прикрытые дерюжками раненые мужики, за которыми ухаживали женщины.
«Сколько же их?» – покачал головой Илья.
– Я ведь говорил, Илья Иваныч, солдаты они в большинстве никудышные. Таких., как говорится, пуля сама находит.
– Может, и никудышные, – возразил кузнец, – однако сколько атак-то отбили! Не говори… Мужик, он крепкий.
Нырков нащупал в кармане наган и сказал:
– Ну пошли на колокольню. Глянем, чего делается. Там я поговорим…
Малышев лежал на охапке сена, осторожно выглядывая из-за пулеметного щитка. Спина его была белой от известковой пыли. Услышав шаги, он перевернулся на бок, и Нырков увидел его потное, в грязных кирпичных потеках утомленное лицо. Солнце стояло в зените и пекло неимоверно.
– Живы, товарищ Нырков! – радостно воскликнул он и снова перевернулся на живот.
Нырков заметил рядом, на соломе, неразлучный малышевский маузер с приставленной к нему в виде приклада кобурой.
– Ух и давлю я их, товарищ Нырков, – снова заговорил Малышев, – как клопов. Где «максимкой», а то этой пушкой, – он кивнул на маузер. – Носа не кажут… Только вы не выглядывайте, они тоже без конца пуляют.
Нырков уже обратил внимание на глубокие щербины в стенах колокольни. Чумазое лицо Малышева, его взгляд теплом разлились по сердцу Ныркова.
– И много надавил? – улыбнулся он.
– А я не считаю. Давлю, и все. – Его рука потянулась к маузеру. – Отойдите в сторонку, сейчас они снова озвереют.
Он долго целился и наконец нажал на курок. В ответ мгновенно запели, застучали, отскакивая от камня, пули, звонко цокнули по колоколу.
– Я ж говорю, озвереют, – довольно заметил Малышев. – Жаль, у попа их не достать. Обзора нет. Никакой приличной видимости. – Он отполз к середине площадки и на карачках подобрался к лестнице, встал, вытирая пот ладонью. – Чего-то помощи пока не видать, товарищ Нырков?
Все четверо переглянулись. Их уже давно мучили эти вопросы: где остальные баулинские продармейцы, почему молчит Сосновка? То есть почему Сосновка молчит, Нырков с Баулиным уже примерно знали. Но где остальные – из Глуховки, Рождественского? Перехватили, весть не дошла?
Осторожно выглянув наружу, Нырков увидел сгоревший сельсовет. Пламени уже не было, только дым поднимался из черной каменной коробки, над которой нелепо возвышалась такая же черная, закопченная печь с полуразрушенной трубой. Благо, стоял дом чуть на отшибе. Другие пламенем не задело, а то полыхнуло бы все село. Тесно стоят усадьбы.
– А что бандиты предпринимают? – не оборачиваясь, спросил Нырков.
– Ультиматум выдвигали, – нехотя отозвался Баулин.
– Так что ж ты, понимаешь, молчал? – возмутился Нырков.
– А чего говорить-то? Ультиматум известный. Выдавайте большевиков и продотрядовцев. Их повесим, остальных простим.
– И все? – поинтересовался Нырков.
– Все. Чего еще? Известное дело.
– Мало. Плохо у них, значит, с пропагандой дело обстоит. Белогвардейский лозунг. Эсеры поумнее. Они уже поняли: на такой примитив мужики не клюнут… А оттуда, – Нырков кивнул в сторону далекой усадьбы, – ничего?
– Ничего, – вздохнул Баулин.
«Тоже плохо, – подумал Нырков. – Надо искать какую-нибудь возможность связаться с Михаилом… Но какую? Кого послать и как?»
– Послушайте, мужики, – вдруг мелькнула у него мысль, – а дед этот ваш, как его?
– Егорка… Егор Федосеевич, – поправился кузнец, заметив, что Нырков нахмурился.
– Он давно тут служит?
– Да, почитай, всю жизнь, – снова отозвался кузнец.
– Пошлите-ка его ко мне… Или нет, лучше я сам к нему спущусь.
Мысль-то мелькнула, но Нырков пока не знал, в какие действия ее облечь. Тем не менее с дедом надо переговорить. Что сейчас требуется в первую очередь? Выйти за ограду. Церковный сторож как никто лучше знает, каким путем можно уйти. Дальше… Передавать что-то Сибирцеву напрямую нельзя. Это исключено. Но ведь есть девушка. Маша. Можно передать ей, а она сама догадается, для кого весточка… Почему же, скажем, тот же дед не может этого сделать? Согласится ли, другой вопрос. Но ведь попробовать можно. Дед он, видимо, ничейный, хотя и служит у попа. То, что рассказал о нем Сибирцев, говорит скорее в его пользу, нежели во вред. А ждать больше нельзя.
– Пойдем к деду, – решительно сказал Нырков.
…Сибирцев прислушался. Узнал высокий говорок деда Егора. Затем на лестнице показалась Маша, спустилась и медленно пошла на кухню. Вернулась короткое время спустя и, обведя присутствующих невидящими глазами, протянула Сибирцеву мятую бумажку.
Читать дальше