Яцек Бохенский - Божественный Юлий

Катулл (автор томика) не был уроженцем Рима, Детство он провел в Вероне, там же пережил свои первые, провинциальные романы. В столицу он явился как подающий блестящие надежды молодой лирик. Впрочем, быть старым ему не пришлось, он умер рано, вскоре после тридцати. В Риме он познакомился с женщиной, которая его погубила.

Немного о ней. Говорили, будто она отравила мужа. Это возможно. Никто не знал вполне определенно, была ли она виновницей смерти мужа в смысле физическом. Зато несомненно, что своим поведением она убила Катулла. Звали ее Клодия. Катулл дал ей другое, тоже трехсложное имя, чтобы при надобности можно было заменить псевдоним настоящим именем, не нарушая ритм стиха. Псевдоним звучал поэтично и благородно: Лесбия. Он приводил на память поэтессу с Лесбоса, Сафо. Все римские поэты давали своим возлюбленным имена из греческой мифологии или литературы. Эта мода уже существовала во времена Катулла. Впрочем, можно допустить, что мысль назвать Клодию Лесбией появилась у Катулла одновременно со стихотворением, подражающим одной песне Сафо. Ибо его любовные стихи к Лесбии начались с перевода из Сафо. Он хотел сказать, что тот, кто сидит рядом с Лесбией, кто смотрит на нее и слышит ее смех, кажется ему равным богу или даже счастливей бога. Он добавил, что, увидев как-то Лесбию, он потерял голос. В крови у него пылал огонь, в ушах стоял звон, в глазах – мрак. Именно это он стремился сказать, но сумел выразить только с помощью Сафо. Потом он писал о воробушке Лесбии. Опять основой стал мотив, заимствованный из греческой поэзии, хотя слегка измененный. Он завидовал, что воробушка ласкают. Почему сам он не птенчик? Почему не может играть с Лесбией, как это крошечное существо?

Возникла проблема помещения. Влюбленным необходимо место. Нашелся, к счастью, некий Маний Аллий, человек услужливый, обладатель подходящего жилья, которое он любезно им предоставил. Катулл на радостях рассыпался в изысканных благодарностях по адресу этого Мания Аллия. Маний предоставил им свой дом! И туда приходит она, светлая богиня!

Лесбия замужем. Это немного усложняет дело. Седовласые моралисты в городе уже сплетничают, но не надо огорчаться из-за их болтовни, она гроша ломаного не стоит. Солнце заходит и восходит, а когда для нас погаснет кратковременный свет, мы уснем, и наступит вечная ночь. Будем же целоваться! Тысяча поцелуев и сто, и снова тысяча, и еще сто, и еще тысяча, столько, сколько песчинок в Ливии, сколько звезд в небе, столько раз, чтобы любопытные не могли сосчитать, а завистники рассплетничать.

Это будет любовь ненарушимая, святая, любовь – дружба и любовь – союз, aeternum hoc sanctae foedus amicitiae. [2]Никто еще никого так не любил, никто никому не был так верен. Что? Какая-то Квинтия слывет красавицей? Ну ладно, она белолицая, высокая, хорошо сложена, но не красавица, потому что слишком грузна, без обаяния, без огонька, как же можно сравнивать ее с Лесбией? А это еще что? Кто-то сравнил Лесбию с подружкой Мамурры, этого гуляки? Что за вздор! У той девки чересчур длинный нос, безобразные ноги, короткие пальцы, она брызжет слюной, и речь ее отнюдь не упрекнешь в изысканности. Только у Лесбии нет никаких изъянов. Только Лесбия владеет всеми чарами Венеры.

Дорогой Маний, которому я стольким обязан, – признается Катулл далее, – хочу тебе еще сказать, что я готов на жертвы. Если бы Лесбии было недостаточно одного меня, я даже согласен время от времени терпеть ее измены. Я ее уважаю. Я не буду на нее брюзжать и не стану по-глупому требовать слишком многого. Эти ночи чудесны, изумительны. Это краденая любовь. Знаю, я получаю нечто, сейчас только отнятое у мужа, только что отделившееся от его тела. Но мне должно быть довольно и этого. Пусть Лесбия хоть ту минутку, что провела со мной, отметит в календаре, как счастливую. Поистине я хочу избежать глупой жадности и назойливости.

В элегии к Манию настроение светлое. В конце концов Юнона тоже изменяет Юпитеру, а все же его любит. Заканчивается послание оптимистически. Ведь Катулл прекрасно понимает, что брак Клодии не из числа счастливых. Поэт с легким сердцем соглашается на жертвы, которых в действительности ему не придется приносить. Кроме того, он наивен. Кажется, Лесбия дурно говорила о Катулле в присутствии мужа, а тот радовался – вот глупец. Он ничего не понял! Ведь это лишь доказательство ее любви к Катуллу. Была бы она здорова, она бы молчала. Она нездорова. Она говорит. Значит, помнит. И не только говорит. Она говорит дурное, горячится, сердится. Стало быть, любит.