Баязид не был бы Баязидом, если бы сразу поверил в известие. Он выразил свои сомнения и продолжал их выражать на протяжении еще трех месяцев. До тех пор пока Карл VIII не убрался восвояси и не поставил крест на своих притязаниях в Италии, показав тем самым, что Джем уже вышел из игры.
– Велик аллах! – произнес тогда Баязид-хан и отбил двадцать поклонов во все стороны света. – Мы не смели поверить в столь благоприятное стечение обстоятельств.
Он приказал облачить его в черные одежды, три дня ходил в трауре, а вслед за тем принял своих визирей, поздравивших его с великой радостью. Лишь в 1495 году, спустя четырнадцать лет после восшествия на престол. Баязид почувствовал себя султаном. А через одиннадцать лет, в 1506 году, он был свергнут и убит своим сыном, Селимом Страшным, – вы, должно быть, знаете об этом. Пожелал ли и Селим, чтобы его отец «был избавлен от такого существования и переселился в лучший, более справедливый мир»? Неизвестно.
Вы спросите, как сложилась моя судьба после безрезультатной поездки во Францию по приказанию Ордена. Меня снова водворили на Родос и снова поместили в темницу к тем из наших, кто еще оставался в живых. А после смерти Джема все мы были переданы Д'Обюссоном Баязиду. Баязид-хан любил кичиться своим благочестием и великодушием. Он заплатил хорошую цену, чтобы вернуть себе тех, кто преданно служил его брату. Роздал им чины, дома, деньги. Так вернулся на родину и я, пятидесяти четырех лет от роду – из коих четырнадцать провел в темницах Родоса.
Узнав о смерти брата, Баязид-хан поклялся совершить и второе благочестивое дело – со всеми почестями предать Джема земле, на родовом кладбище Османов. Лучше бы он сохранил этот обет в секрете. Чтобы не набивать цену телу усопшего.
Пять тысяч дукатов запросил король Неаполитанский, которому тело Джема досталось в наследство от французов. Но пришел Баязиду черед посмеяться, и поскольку он смеялся последним, то сделал это весьма громко. Султан отказался платить за останки Джема. Однако передача их Турции, заявил он, помогла бы укреплению дружбы между Венецией и Турцией. Другими словами: поступайте как знаете, дело ваше.
Но Запад так привык к подаркам в связи с Джемом, что не поверил своим ушам и решил задержать тело до тех пор, пока оно не поднимется в цене. Кроме того, эти пять тысяч были каплей в море по сравнению с тем, что бывшие хозяева Джема должны были получить в вознаграждение за его убийство. Триста тысяч – сам Баязид предложил столько. И Александр Борджиа потребовал их в соответствии с договоренностью.
Баязид не ответил на его письмо. Борджиа направил второе, третье и, если не ошибаюсь, даже четвертое. С тем же результатом. Баязид-хан считал себя вправе не заплатить Западу за эту последнюю услугу, находя, что предыдущие были оплачены слишком щедро. Как говорится, баш на баш.
Если хотите в конце расследования по делу Джема испытать чувство удовлетворения, постарайтесь пред. ставить себе папу Александра VI в тот миг, когда он осознал безмолвный отказ Баязида. Прекрасно, не правда ли? Самому прирезать курочку, несущую золотые яички, в надежде, что, умирая, она снесет еще одно, последнее, уже не золотое, а бриллиантовое, и вдруг курочка не приносит ничего, ровным счетом ничего! Остается печальное утешение: сбыть ее кому-нибудь на обед по цене обычной домашней птицы. Вот это и пытались сейчас сделать папа и король Неаполитанский, они просили у Баязида столько, сколько любой более или менее состоятельный человек заплатил бы за тело родного брата. Если не пять тысяч, то хоть три. Ладно! Пусть даже одну тысячу.
«Нет!» – отвечал Баязид-хан, если вообще снисходил до ответа.
Я не любил Баязида, поэтому не подозревайте меня в пристрастности, если я заявлю: Баязид поступал так не из скупости. Тысяча дукатов – ничто по сравнению с той горой золота, в которую ему обошелся Джем. Поведение Баязид-хана после смерти Джема выглядит необъяснимым.
Было бы легко объяснить его теми трудностями, которые возникли у султана вследствие кончины Джема. В самом деле, противники султана в Турции (их все еще было немало, и число их не сокращалось, благодаря чему и удался впоследствии бунт Селима Страшного) утверждали, что султан навлек на себя позор тем, что вел переговоры с гяурами и их главарем – папой. Они обвиняли Баязид-хана в том, что он унизил честь дома Османов, предоставив неверным улаживать турецкие дела посредством убийства Джема. И Баязид-хан был принужден отстаивать эту честь.
Читать дальше