Нина Молева - Ошибка канцлера

– Какую необходимость имела Елизавета в беседе с ним по поводу невесты для племянника?

– Простите, милорд, я не успел закончить этой довольно своеобразной истории. Дело в том, что в Париже Бецкой увлекся принцессой Ангальт-Цербстской, которая проводила там время, фактически разойдясь со своим супругом. Конец этому роману положила беременность принцессы, принужденной срочно возвращаться в свое княжество. В свою очередь Бецкой не замедлил вернуться в Россию.

– И что же?

– В Ангальт-Цербсте принцесса Амалия родила девочку, которая сейчас и стала невестой наследника русского престола.

– Следовательно, все эти достаточно запутанные обстоятельства были хорошо известны императрице Елизавете?

– По всей вероятности, потому что она поручила именно Бецкому от своего лица пригласить и привезти принцессу Амалию с дочерью в Россию.

– Но вернемся к Юшкевичу. В одном из донесений резидентов, помнится, говорилось о его требовании запретить ввозить в Россию книги без предварительного просмотра.

– Он действительно ходатайствовал о самой жесткой цензуре, но Бестужев сумел доказать императрице весь вред подобной меры для просвещения. Ограничения введены только для богословских книг.

– Лишнее доказательство влиятельности канцлера!

Но ведь было и еще одно, третье, имя, которое называли в связи с Климентом справочники, – Растрелли. Сам великий Растрелли. Не столько потомки – современники не жалели превосходных степеней похвал знаменитому обрусевшему итальянцу. Видение созданного им елизаветинского Петербурга волновало воображение жителей самых отдаленных уголков Российской империи. Везде можно найти сооружения, которые легенда связывает с его именем. И хотя большей частью легенды не находили подтверждений, они, постепенно исчезая с печатных строк, продолжают жить в устной традиции.

Правда, среди тех, кто строил в старой столице, энциклопедия „Москва“ – итог последних сведений о городе – не называет Растрелли. Ему не посвящено и отдельной заметки, хотя принципом составителей было упоминать тех, кто родился, умер или работал в Москве. Во всем этом зодчему отказано, в первом случае справедливо, в последнем безо всяких оснований. Строить Растрелли в старой столице строил на редкость много, на удивление современникам и даже императорскому двору быстро. Другой вопрос – что из его созданий осталось на сегодняшних улицах.

Он прожил в архитектуре долгую жизнь. Менялись правители, менялись и требования моды. И все же его творения складываются в один очень определенный в своих чертах и ощущении образ, какими бы особенностями ни отличались отдельные постройки. Растрелли – это всегда и прежде всего ощущение масштаба. Бесконечная протяженность фасадов. Крупная накипь лепнины над полукружиями широко распахнутых окружающему миру решетчатых окон. Анфилады переливающихся одна в другую, бесконечно разнообразных в отделке зал. Торжественные развороты парадных лестничных маршей, предназначенных не для отдельных людей – для бесконечных и величественных шествий. Спорящие с окнами огромные зеркала. Живописные плафоны на потолках, где пышно клубящиеся облака открывают простор пронизанной солнечными лучами, сияющей синевы. И во всем чувство бесконечности пространства – в потоках света, причудливой игре светотени, всплесках щедро положенной позолоты. Петергоф, Царское Село, Смольный, Зимний дворец – зодчий словно упивался всем тем, что таили в себе камень, мастерство строителей, его собственная выдумка.

Сходство – оно безусловно существовало и в Клименте. Недаром приходило на ум исследователям, но недаром те же исследователи готовы были склониться к влиянию, школе, московскому исполнителю – всем тем вариантам поправок, которые способны сообщить первоначальному замыслу новое толкование. И, может быть, именно поэтому начинать надо было с ответа на вопрос, мог ли Растрелли получить заказ Бестужева-Рюмина – если прав был в своих утверждениях автор „Сказания“. Но и стал ли бы он браться за него, если речь шла о рубеже шестидесятых годов XVIII столетия. Обстоятельства жизни зодчего простыми назвать по меньшей мере трудно.

Дворянское происхождение, высокий титул – многие ли европейские дворы могли похвастать титулованными придворными архитекторами! – и безденежье. С этого начинал свою жизнь еще отец Растрелли. Стесненный в средствах для поступления на любую достойную дворянина службу, он выбирает скульптуру, увлекается пышным цветением форм барокко в творчестве Бернини и оказывается не в состоянии найти применение своему мастерству. Флоренция остается равнодушной к его попыткам заявить о себе, Карло Бартоломео Растрелли выбирает Францию в надежде на милостивую благосклонность к художникам французского короля.