Нина Молева - Ошибка канцлера

– Ну и что же?

– А мне, государыня, пути другого не было, как время тянуть. Ждал, пока наследника на свет произведете счастливо, пока императрица покойная к смертному своему часу подойдет, тогда, думал, и доложу вашему величеству, что никаких опасений против цесаревны Елизаветы можете не иметь.

– Как – не иметь? Это почему же?

– Да потому что ваш покорный слуга завещание то неправедное похитил да уничтожил. Вот этими своими руками изорвал да сжег.

– Что ты, Алексей Петрович, что ты, как можно!

– И очень даже необходимо, государыня.

– Господи, да почему?

– Потому что в том завещании после Петра II и потомства его стояли цесаревны Анна и Елизавета Петровны с потомством своим в родах и в родах, а о вашей маменьке и тетеньках, о вас самой, государыня, и слова не было.

– Не было… А теперь этого завещания больше нет?

– Нет, ваше императорское величество. Послал я об этом известить вашу матушку, порадовалась она напоследях перед кончиною, с легким сердцем и отошла.

– Матушка и вправду перед кончиной словно просветлела вся, таково-то ласково со мной говорила, жалела, что до внуков Бог не привел дожить. Только я-то думала, радость ее оттого, что наконец тетенька разрешила мне православие принять, за сватовство принялась, а оно вот что. Значит, тетенька никого другого, окромя меня, и наследником сделать не могла и опасений тоже никаких не имела?

– Вы же сами видите, ваше величество, что мне доказывать – дела-то сами за себя говорят.

– Что ж ты со мной ране не поговорил, Алексей Петрович? Молчал-то чего?

– Как не молчать, государыня, – подошел бы, объясняться стал, тут на ваше величество тень бы и навел. Как Бирон-то с клевретами своими за вами следил, глаз не спускал. За вас боялся, ваше величество, да и за себя, что греха таить, тоже.

– Понимаю, Алексей Петрович, все понимаю. Звала тебя на совет, правды не знала, а теперь-то и вовсе ты мне нужен. Не обойтись мне без тебя.

– Ваш верный и всепокорный слуга, ваше величество.

Имена зодчих, которые не могли построить Климента, отпадали одно за другим. Кто мог, оставалось по-прежнему непонятным.

Нет, конечно, список имен еще не был исчерпан. Архитекторы оставались – и какие же разные, с какими яркими, неповторимыми человеческими и творческими чертами. Прежде всего человеческими. В годы Анны Иоанновны надо было прежде всего отстоять свое достоинство, право на профессию и уважение к ней. Петровским пенсионерам подчас помогало дворянское происхождение – они относились к числу тех самых недорослей, которым пребывание в Европе приносило образование, специализацию. Но это же самое образование, факт службы в окружении простолюдинов-ремесленников сводил на нет все преимущества.

О Иване Мичурине можно судить по-разному. Дворянин Галичского уезда Костромской губернии, он поступает в Академию навигацких наук, но получает оттуда перевод в ученики к архитектору Микетти. Шесть лет занятий в Голландии завершают его профессиональное образование. Вернувшись в Россию в период пребывания царского двора в Москве, он легко улавливает произошедшие перемены и предпочитает остаться в старой столице. Конкурировать с приезжими любимцами императрицы бесполезно, рассчитывать на большие заказы бессмысленно. Мичурин за считаные годы становится едва ли не единственным и исключительно высоко ценимым архитектором Москвы.

Он наследует свои обязанности у погибшего Мордвинова и доводит до завершения начатый им план Москвы, вошедший в историю под именем Мичуринского. У него множество частных заказов, чему в немалой степени способствует страшный пожар 1737 года. Мичурин всезнающ, экономен и стремителен. Мало кто может с ним сравниться по быстроте и тщательности выполнения строительных работ. Погорельцы вынуждены были считать каждую копейку. На Мичурина можно положиться.

Неслучайно именно на Мичурине останавливает свой выбор Растрелли, когда ищет строителя своего Андреевского собора в Киеве. Кстати, именно Андреевский собор многие справочники соотносили с Климентом. С 1747 до 1761 года Мичурин проводит почти безвыездно в Киеве: Растрелли не преминет использовать его знания и для строительства Киевского дворца. И при всем том Мичурин не простой исполнитель. Одного портала собора Свенского Успенского монастыря в бывшей Орловской губернии достаточно, чтобы убедиться, насколько уверенным и самобытным языком в архитектуре он владеет. Формы крупные, сочные, с подчеркнутым ощущением весомости камня, глубокой и нарочитой игрой светотени. Его постройки вырастают из земли как мощные, одинаково богатые глубокими корнями и раскидистыми ветвями деревья. В определении архитектурных стилей подобные черты говорят о близости к барокко, но не к рокайлю, дыханием которого отмечен Климент.