Нина Молева - Ошибка канцлера

Если судить по служебной принадлежности, к дворцовому ведомству относился и скромнейший Василий Саввич Обухов. После смерти петровского пенсионера Коробова досталась ему должность „архитектора Главной и Московской Полицеймейстерской канцелярии“, на вид громкая, на деле связанная разве что с перестройками да порядком в городе. Заказы перепадали Василию Саввичу редко, а он не гнался за ними. Строил, как и хотели заказчики, добротно, скорее по-петербургски, чем по московским канонам. Излишеств в архитектурном убранстве не любил, словно оживляя петровские порядки времен самого начала строительства новой столицы, но и с местными привычками не спорил. Его единственная оставшаяся церковь – Иоанна Предтечи в Кречетниках – неотличима от исконных московских церквей. В 1754 году его уволили уже по старости из Губернской канцелярии и на новое место – в Синодальную контору, куда он стремился „по бедности пенсиона“, – не взяли. В ходу были куда более громкие и модные имена. Еще во времена строительства Климента при жизни Бестужева-Рюмина будет открыта в Петербурге императорская Академия трех знатнейших художеств – живописи, скульптуры, архитектуры. Первая попытка сообщить им положение высоких искусств, ремесленника превратить в артиста. Это давалось нелегко всем. Архитекторам особенно. По роду занятий, обязанностей, ведомственных связей они легко и незаметно превращались в чиновников, по рукам и ногам повязанных приводными ремнями бюрократической машины. Они единственные сравнительно легко преодолевали крутые ступени Табели о рангах, получали поощрения, даже ордена, но творчество остается для них по-прежнему недостижимым, мечтой, в борьбе за которую тратилась и пропадала жизнь.

Голландские пенсионеры Петра… Посланные в обучение слишком поздно, они оказываются на родине после его смерти, лишенные тех блестящих возможностей, которые открывали перед зодчеством его замыслы и преобразования. Большинство из них вообще не находит себе применения в Петербурге и вынуждено довольствоваться теми работами, которые время от времени находятся в Москве. Канул в неизвестность Иван Устинов, строивший в старой столице еще в 1723 году триумфальные ворота по случаю заключения мира со шведами. А ведь прожил он долгую жизнь и умер во времена правления Елизаветы Петровны.

Не оставил по себе следов в Москве переведенный сюда в 1741 году архитектором губернской канцелярии И. К. Коробов, которому Петербург обязан и первым зданием Адмиралтейства, и первой адмиралтейской иглой, которую повторит в своем варианте Захаров. Для Анны Иоанновны он мог быть всего лишь ведомственным строителем, но для Елизаветы Петровны связан с памятью отца, а такого рода связи, особенно в первые годы правления, она усиленно старалась подчеркнуть.

Трудно понять, как это получалось, но работы в Москве было непочатый край. Даже Московская Сенатская контора признавалась, что местные архитекторы делают столько, сколько человеку „сделать никак не возможно“. Положим, для переведенного в 1731 году в старую столицу И. А Мордвинова это прежде всего составление затребованного императрицей генерального плана города и одновременно множество строек и того больше текущей канцелярской работы. И не эти ли нечеловеческие перегрузки приводят в 1734 году к самоубийству талантливого архитектора.

Обстоятельства смерти Мордвинова, конечно, остались бы незамеченными, если бы не то, что отец его, небогатый помещик из северной глухомани, попросил сообщить о последних минутах сына. Сам по слабости здоровья Мордвинов-старший приехать в Москву не мог. Просьба была обращена к товарищу Мордвинова по пенсионерским годам в Голландии, Коробову. Но находившийся в то время в Петербурге Коробов препроводил ее работавшему вместе с погибшим архитектором И. Ф. Мичурину. В мичуринском изложении и осталась запечатленной трагическая смерть.

Постройки или хотя бы проекты, чертежи, наброски – единственное, что важно для имени и памяти зодчего. В отношении Мордвинова их тоже нет. Но существует же в Москве у Покровских ворот церковь Воскресения в Барашах, меньше всего напоминающая церковное сооружение, – обыкновенное светское здание первой половины XVIII века, исключившее какие бы то ни было канонические черты. Кому как не этим оставшимся без памятников их труда мастерам было строить ее, в отличие от местных, находившихся под властью установившихся традиций строителей. Да и единственное ли это такого рода здание!