Михаил Каратеев - Богатыри Проснулись

– Прими, Боже, в царствие Твое и в жизнь вечную верных сынов православной Руси, за Родину убиенных, – снова перекрестился Дмитрий и отер ладонью сползавшие по щекам слезы. Потом, обратись к своим спутникам, добавил:

– Всех этих и других воевод, смерть приявших, завтра же везти в Москву, там похороним их с великою честью. А простых воинов с утра начнем предавать христианскому погребению тут, на поле. И сам я здесь останусь, доколе не провожу в могилу последнего.

Выехав к берегу Смолки, великий князь отыскал то место, где был он ранен и упал с коня. Седой воевода Лаврентий Клинков лежал еще здесь, с залитым кровью лицом и со стрелой, торчащей в глазнице. Глядя на него, Дмитрий помолился коротко и сказал, обращаясь к сопровождавшим его князьям:

– За меня смерть принял… Мне бы тут лежать, кабы не он и не друг его Мартос Погож. А этот жив ли?

– Здесь я, государь, – отозвался Мартос, находившийся при Брянском князе, в свите Дмитрия.

– Ну, выезжай сюда! – И когда Мартос приблизился, Дмитрий обнял его и сказал: – Много я ныне потерял друзей, но, Господь даст, будут новые. Хочешь служить мне?

– Я бы с радостью, государь… коли князь мой меня отпустит.

– Уступи его мне, Дмитрей Ольгердович, – обратился Дмитрий к Брянскому князю. – Ведь не зря его Бог привел мне на помощь, когда я уже и не чаял в живых остаться.

– Он в своей судьбе волен, Дмитрей Иванович. Я же себе за честь приму, коли мой верный дружинник будет взыскан твоею особой милостью.

– Ну, вот и добро, спаси тебя Христос, княже. Коли позволишь, и этого старого витязя, за меня жизнь отдавшего, велю отвезти в Москву и с честью похоронить в Кремле, вкупе с моими воеводами. А тебя, – обратился он к Марто-су, – жалую своим окольничим, на место ныне убиенного Ивана Кутузова.

Проехав еще шагов двести, увидели на земле, среди нагро-можденья татарских трупов, иссеченные тела воевод Ивана Квашни и Андрея Серкизова. Князь Владимир Андреевич сошел с коня, поклонился праху их земно и поцеловал покойников.

– Меня спасая, приняли венец мученический, – пояснил он Дмитрию, глядевшему на него. Потом, обращаясь к своему стремянному, сыну боярскому Арцыбашеву, добавил: – Вели сей же час их вынести отсель и обмыть. Тела обрядить в лучшие мои одежды и везти в Москву, к семьям их, о коих попечение на себя приемлю.

Уже когда тронулись дальше, все увидели, что великий князь, отъехав чуть в сторону, стоит, склонив непокрытую голову и глядя вниз: перед ним лежал на траве боярин Иван Ахметович. В груди старого царевича торчала татарская стрела, пробившая сердце. Лицо было спокойно и благостно.

– Сыскал-таки кончину, какую чаял, – с ласковой грустью промолвил Дмитрий. – Отведи же ему, Господи, место достойное в Твоем светлом раю, среди славных и чистых сердцем!

Потомки царевича Серкиза носят фамилию Старковых.

Утром возвратился из погони князь Боброк. Воины его иссекли тысячи бежавших татар, – особенно много при их переправе через реку Красивую Мечу, за которую русские уже их не преследовали. Добыча была огромна: в руки победителей попал шатер Мамая, со всем его великолепным убранством, шатры и имущество других татарских князей, все кибитки и повозки орды, множество лошадей, скота и оружия.

Весь день отпевали убитых и хоронили их в обширных братских могилах, но к ночи успели предать земле лишь малую часть. Вечером боярин Михаила Челяднин, ведавший счет павшим, доложил великому князю Дмитрию:

– Убиенных у нас, государь, князей тридцать четыре, а больших воевод и бояр московских сорок, да и иных городов, и земель русских близ пяти сот, да двадцать семь литовских. Воинов же схоронили сегодня двенадцать тысяч и три ста. И ежели постольку хоронить каждодневно будем, – станет мертвых еще ден на семь либо на восемь. А татар полегло в поле много больше. Ужели и их закапывать велишь?

– Где там! – махнул рукою Дмитрий. – Оставить зверям да воронью на расхищение!

Вскоре стало известно, что великий князь Ягайло, со всем литовским войском, в день битвы находился в тридцати верстах от Куликова поля, но, узнав о победе Дмитрия, в тот же час повернул назад и уходит так быстро, словно за ним гонятся по пятам.

Восемь дней хоронили убитых русских воинов и едва сумели закончить: десятки тысяч разбросанных по полю татарских трупов начали разлагаться, отравляя воздух невыносимым смрадом.

Семнадцатого сентября, когда погребение было завершено, Дмитрий повел свое войско назад в Москву и вступил в Рязанскую землю. Великий князь Олег Иванович, опасаясь жестокой расправы за свое вероломство, вместе с семьей бежал в Литву. Но рязанский народ встретил Дмитрия вос-