Вячеслав Усов - День гнева

Сочувствующие посадские саданули по ним камнями. Стрельцы, аки соляные столпы, ждали приказа — стрелять, разгонять или терпеть. Их неподвижность раздражала сильнее, чем если бы отругивались или шпыняли пиками: она олицетворяла окостенелость власти. Хоть лоб разбей, останется по-ихнему.

Да не останется! Поодаль от Кремля, у оружейных складов брёвна уже измочалили двери в пороховую и пищальную палаты. Охрана благоразумно разбежалась. Казаки старались не сливаться с толпой, всегда держали в запасе пути отхода, но удержаться от соблазна не могли. Глаза горели на немецкие самопалы, московские тяжёлые пищали, английские седельные ручницы-пистолеты. Какие самоцветы сравнятся с сизобулатными ножами, персидскими саблями с игольчато сходящимися лезвиями и русскими — с елманями [101] Елмань — расширение на конце сабли. , убойно отяжеляющими концы клинков? Филипка тоже любил оружие. Оно давало уверенность в шалом казачьем обществе, уравновешивало немоту. Люди обижают уродивых бездумно, мимоходом, а саднит долго, если не отплатишь. Саблей Филипка владел не хуже взрослого рубаки, но самопала не имел. Посадские расхватывали дармовщину без ума, казаки выбирали. Филипке высмотрели английскую пищаль по росту, с несложным колесцовым замком. В ограду оружейного двора завели телеги, грузили до высоких бортиков копьями, рогатинами, боевыми топорами, кулями с порохом и ядрами. За всем присматривали облечённые таинственными полномочиями люди, по одёжке — посадские, по говору и повадке — дворяне не из последних. Чьи служебники — Шуйского, Романова?

Игнатия подсадили на телегу, подшучивая — ишь, бес бунташный ему в седую бороду! Ядра придерживай, а то рассыпятся, аки яйца! Казаки предусмотрительно оставили коней на постоялом, бежали со всеми пёхом. Не доезжая Красной площади, в ложбинке между Василием Блаженным и Английским подворьем начали раздавать оружие. Нужные люди известили своих на площади, народ потёк за храм. Ругатели у Фроловских ворот отвлекли стрельцов. Те ждали — изрыгнут черносотенные злобу и расползутся по лавкам да дворам.

Вооружение посадских явилось неожиданностью и для бояр, особенно — для Шереметева и Мстиславского. Что думали про себя Шуйский и Юрьев, кого к кому подсылали, темна вода. Мстиславский и побои государя терпел, считая, что, если ослабнет и самодержавная десница, разнесёт телегу по буграм. Он первым предложил мириться.

Но Богдан Бельский усмотрел в подавлении бунта возможность возвеличить и выставить воинскую силу, замазать стрельцов посадской кровью и припугнуть бояр. Кто укротит народную стихию, тот станет истинным правителем при Фёдоре. Годунов же был всегда слишком занят дворовыми делами, чтобы глубоко вникать в военные... Богдан Яковлевич отдал приказ: выйти на площадь, беспощадно разогнать, не останавливаясь перед кровопролитием!

Теперь и люди, собравшиеся на площадь и запертые в Кремле, окончательно осознали, что после подавления бунта установится правление Бельского с опорой на бердыш. Посадским надоело ползать на карачках, платить двойные и тройные подати, ждать казней и правежей. Только из-за границы казалось, будто опричнина давит одних бояр. Чёрных людей и казнено, и, главное, разорено было гораздо больше... Конных стрельцов, прогромыхавших по мостовому настилу, встретила неподвижная щетина копий, рогатин, сулиц. Лошади заартачились. Стрельцы и сами видели, что в людском потоке, захлестнувшем не только площадь, но берега Неглинной и Тверскую, их закрутит, а коням порежут жилы.

Можно ударить по живой плоти из кремлёвских пушек. Кровавые ошметья полетят. Но и посадские не зря грузили телеги порохом.

Трудно сказать, зачем тогда на Лобном месте стояла пушка. Для убедительности при выкликании приказов? Или чтобы ударить поверх голов в случае возмущения? Зачем ни стояла, была исправна. Пушкарь из посадских заложил порох, вкатил железное ядро, помощнички поворотили её рылом на Спасские ворота, святая святых Кремля, царский выезд.

Стрельцы теснили толпу конями, не решаясь убивать. На помощь вылезли из Кремля пешие, стали пихаться древками бердышей с железными пятками. Боярские слуги, не пропущенные в ворота, и посадские тоже сперва остерегались, но как передних потоптали, рассердились все. Первая кровь, как водится, невинная, хлестанула из конского горла. Потом железо — крючья, сабли, кривые лезвия бердышей — стали когтить людей. Стрельцы хотели загнать посадских в ров или на заболоченную Неглинную, покрытую раскисшим снегом. Но скоро их самих утеснили, не размахнуться. Среди слободских, как при всех беспорядках, хватало ночного ворья, душегубцев. Те стали доставать стрельцов запазушными кистенями. У них железных шапок не водилось, только хлопчатые, простёганные проволокой. А против воровского пёрышка-ножа в толпе и вовсе обороны нет.