Мы за то, чтобы вся власть была передана в руки революционных рабочих, солдат и крестьян. Только такая власть способна положить конец затянувшейся грабительской войне, только такая власть способна положить руку на барыши капиталистов и помещиков для того, чтобы двинуть вперёд революцию и уберечь страну от разрухи...
Без этих условий «коренная муниципальная реформа» — пустой звук».
«Голос народа», 2 августа 1917 года. О результатах выборов в Тульскую городскую думу:
Получили мест в городской думе:
1. Список блока социалистов-демократов [13] Меньшевики, интернационалисты.
и социал-революционеров (эсеры) № 3 — 85.
2. Список партии народной свободы (кадеты) № 1 — 7.
3. Список социал-демократов-большевиков № 4 — 5.
4. Список Союза домовладельцев № 5 — 2.
5. Список блока «Т-во промышленников и домовладельцев» № 6 — 2.
6. Список Союза объединённых еврейских организаций № 7 — 2.
7. Список трудовой народно-социалистической партии [14] Или «народные социалисты». Мелкобуржуазная партия, выделившаяся в 1906 году из правого крыла эсеров. Её аграрной программой являлось отчуждение помещичьей земли на основе выкупа. Народные социалисты активно поддерживали Временное правительство.
№ 2 — 1.
Итого — 104.
Исповедь, унесённая в могилу
А.И. Кауль [15] Осенью 1919 года Александр Кауль назначается председателем Тульской ЧК; 1920-й — Кауль «санитарный диктатор» Тульской губернии (в связи с эпидемией сыпного тифа); в сентябре 1920 года он отозван ЦК партии из Тулы, назначается чрезвычайным уполномоченным ВЦИК и Наркомпрода по Пензенской, Самарской, Саратовской и Ставропольской губерниям и по Уралу. В марте 1922 года Кауль возвращается в органы госбезопасности, в ОПТУ, работает в Ленинграде, на Северном Кавказе, в Москве. С 1934 года А.И. Кауль директор института исторической технологии Академии истории материальной культуры в Ленинграде. Арестован как «враг народа» в 1937 году, сослан на 25 лет на каторгу. Реабилитирован в 1956 году. Умер А.И. Кауль двадцать четвёртого ноября 1958 года.
. Я знал, Гриша, что тебя реабилитируют тоже. Когда ко мне пришла эта весть, я уже был на свободе, лагерь остался позади, 19 лагерных лет... Можно было вернуться в Тулу, или в Москву предлагали. Вернуться, чтобы дожить отпущенное судьбой время там. Но я отказался. Я решил умереть в Караганде. Здесь навсегда отныне прописана моя душа. Если она у меня осталась.
Нет, я не собираюсь рассказывать тебе, как я жил в лагере по ту сторону колючей проволоки. Скажу одно: когда я узнал — совсем недавно, — что ты получил вышку, ещё в тридцать седьмом или в тридцать восьмом, — я позавидовал тебе: ты не испытал этого ада, у тебя не было барачных ночей, тысяч, десятков тысяч барачных ночей. Когда ты думаешь обо всём, задаёшь себе проклятые вопросы: почему? за что? И нет ответов. Впрочем, на вопрос «за что?» я знаю ответ. Теперь, на пороге могилы, знаю. Мне не с кем поделиться своими мыслями. Меня сегодня не поймёт никто — ни сыновья, ни так называемые соратники, ни современники. Сегодня — это седьмое октября 1958 года.
И вот я обращаюсь к тебе — услышь!
Ты не знаешь, конечно, что они взяли меня как твоего единомышленника ещё с семнадцатого года, когда ты в Туле, «снюхавшись с кадетами», готовил заговор. Дабы окончательно уничтожить тульскую большевистскую организацию. Ну, и дальше в следственном деле я проходил как твой «агент» (если ты немецкий шпион), как сообщник в «право-троцкистском заговоре». Только не подумай, что я хоть в чём-то упрекаю тебя. Я прекрасно знал, как всё это делается. Прекрасно знал, увы...
Сейчас я о другом. Совсем о другом. Ответа на вопрос — почему всё это случилось — с партией, со страной, с народом, — я, очевидно, не дождусь, не хватит жизни для анализа. А жизни мне осталось, Гриша, совсем немного, я это знаю.
Смерти не боюсь. Перестал бояться. Ответ на этот роковой вопрос — почему? — наверно, найдут уже другие поколения, идущие за нами.
Но вот второй вопрос — за что?.. Это возмездие, Гриша. Возмездие за пролитую нами невинную кровь. Не спеши возражать, не спеши! Я знаю твои аргументы. Теперешние мои рассуждения надклассовы, вне исторического времени.
Моим соседом по нарам был священник из-под Рязани, отец Никодим. У нас были долгие, бесконечные беседы. Когда его насмерть завалило породой в шахте, я понял, что лишился последней опоры в этой жизни. Отец Никодим был молод, ещё не исполнилось и сорока. И знаешь, кого он мне напоминал своим обликом? Священника, который вёл крестный ход к Упе, на водосвятие. Помнишь? Январь 1919 года. Ты, конечно, помнишь, это невозможно забыть. Мы расстреляли тот крестный ход. Акция устрашения. И ещё мы были убеждены тогда: только тактикой террора можно убить в обывателе тягу к религии, этому мракобесию, «опиуму для народа», и приобщить его к светлым идеалам социалистического общества.
Читать дальше