Михаил Задорнов - Руны Вещего Олега

– Угры, княже, нам навстречу было вышли, но только издали поглядели и до валов Трояновых сопроводили, а потом в степи пропали нежданно, как и появились, – сообщил воевода Олег, когда через две седмицы в условленном месте встретились лодейщики и конники.

– Чувствуем, княже, будто не сами идём, а с силой неведомой, и другие, видно, это тоже чуют, коли с нами встречаются, – неспешно ответил пожилой новгородский воевода Гудим, а князь, Велесдар и Могун только молча переглянулись.

Лодейщики угощали своих конных сотоварищей знатным рыбным варевом, особенно вкусным на свежем морском воздухе да после долгого пути верхом гон шагом, гон рысью, гон шагом, гон рысью…

– Степь здешняя не сильно выгорела, корма для коней хватает? – осведомился Ольг.

– Да тут озёр и речек в достатке, поймы, поросшие доброй травой. А уж как до Дуная Синего дойдём, то там травы вдоль русла ещё более будет.

– С болгарами договорились, они нам помех чинить не станут, – ответил князь, – оттого идите так, чтоб и от брега морского недалече быть, но и корма для коней хватало.

Греки успели огромными механизмами, расположенными в башне Кентенарий на городском Акрополе, поднять прочную цепь, закреплённую другим концом намертво в Галатской башне на противоположном берегу залива Золотой Рог, тем самым преградив доступ в залив, где сгрудились многие сотни купеческих судов и основной флот Империи. Очень редко, только в случае крайней угрозы поднималась сия цепь, и вот нынче она перекрыла всякий доступ к морским вратам града. Однако ощущение некой неведомой силы, что катилась впереди морских и конных ратей русов, превращаясь в почти суеверный страх, никакие цепи или канаты сдержать не могли. Град Константина затаился в ожидании, когда варвары начнут крушить и разорять окрестности, а потом попытаются штурмовать неприступные, построенные по замыслу лучших инженеров Империи стены. Так бывало много раз за историю Константинополиса, но взять неприступный град пока никому не удавалось. Однако непреодолимый страх охватил большинство горожан, от простых ремесленников до императоров, которые уже который день проводили в тревожном ожидании и бесконечных совещаниях во дворце.

Братья императоры Лев и Александр, хоть и находились за прочными каменными стенами и окружены были многочисленным столичным гарнизоном, дополненным наскоро собранными войсками ближайших фем, тоже ощущали подспудный страх перед пришедшими варварами. Не раз в эти тревожные дни приходили в голову воспоминания покойного патриарха Фотия, который ярко живописал, как двести кораблей одержимых яростью северных скифов под водительством язычника Аскольда разграбили окрестности Константинополиса, пройдя по ним огненным смерчем. И что столицу спасла лишь неожиданная буря, вызванная заступничеством святой Богородицы Влахернской. Но сейчас кораблей сих ужасных скифов отнюдь не две сотни – всё море покрыто ими, насколько хватает глаз, как доложили тайные трапезиты, сосчитавшие росский флот, выходивший в море мимо острова Элевферия, их две тысячи! Да к тому же многочисленная конница, которой тогда у скифов не было!

– Нужно решать, что делать. Может, варвары пограбят окрестности и, убедившись, что константинопольские стены им не по зубам, в конце концов уйдут? – тревожно вопрошал Лев Шестой.

Нелюбимый внебрачный сын Василия Македонянина, настоящим отцом которого был император Михаил Третий, Лев, как воспитанник патриарха Фотия, был человеком науки, а не войны. Слабый здоровьем, он предпочитал больше писать у себя во дворце многочисленные своды законов – «Василики», изучать богословскую и духовную литературу, чем заниматься практической деятельностью. Окончательно лишив синклит каких-либо властных функций и заявив: «Отныне обо всём печётся император», под влиянием заинтересованных крупных купцов он издал специальные постановления по торговле и развитию ремёсел в столице. Торговля расцвела, но вместе с ней расцвело казнокрадство и мздоимство, ослабившие военную мощь Ромеи.

Сам того не ведая, Лев Шестой вынул из тела Империи также прочный духовный стержень, когда заменил бывшего учителя – патриарха Фотия – сначала на своего восемнадцатилетнего брата Стефана, затем на других, более послушных императору патриархов. Ослабив власть церкви, Лев Шестой отдал Империю в полное владение торговцам, чиновникам, карьеристам, жуликам и мздоимцам.

– Нужно молиться и уповать на волю Божью! – подал голос патриарх Евфимий. – Во всех церквях и монастырях читается акафист «Воеводе Взбранной», Покровительнице Пресвятой Богородице, которая уже не однажды спасала наш град от варваров-россов!