Михаил Задорнов - Руны Вещего Олега

– Есть, сотник, нашёл! – сообщил радостно молодой дружинник, возвратившись из темноты.

– Жильё нашёл? – с надеждой спросил сотник.

– Пока только дорогу езженую, но раз дорога, то и жильё должно быть где-то, колея ещё не полностью дождём размыта.

Недолго думая отряд двинулся по дороге и к полуночи оказался у какой-то северской веси в несколько полуземлянок, от которых уютно тянуло запахом дыма.

– Здесь, боярин, ляжешь, на печи, а стременной твой внизу, на тёплой лежанке, продрогли-то вон как, – молвила озабоченно хозяйка, расстилая овечьи шкуры на печи и старый тулуп на невысокой лежанке подле. – Сколько поместятся, на полатях да на лавках улягутся, остальные по соседям, я уже договорилась.

– Эх, хозяюшка приветливая, боюсь, как бы печь тебе не развалить, тяжёл я, лепше пусть мой молодой да лёгкий стременной на печь лезет, а уж я на лежанке, – молвил Ольг.

– Ложитесь сами, как знаете, а печь моя и не такую тяжесть выдержит, добрый мастер её лепил, за то не беспокойся, – махнула рукой жена. – У нас печи хоть и из глины делают, да ставят их до того, как стены избы возводят, и обжигают печь большим огнём изнутри и снаружи так, что становится она крепче камня.

– Погоди, хозяйка, а твои-то где спать будут? – спросил Ольг, с трудом сбрасывая с себя мокрую верхнюю одежду, перед тем как улечься на такую уютную после промозглой осенней слякоти лежанку, пахнувшую дымом и печёным хлебом.

– Я нынче ложиться не буду, а муж там, за печкой, – ответила жена.

– Муж. Так где же он, отчего мы его не видели? – вопросил молодой стременной, умащиваясь на печи.

– Не ходит он, оттого и не видели.

Она прошла за большую занавеску, что отделяла запечье от остальной части жилища. Послышался её тихий говор, потом некоторая возня, видно, хозяйка переворачивала мужа, который постанывал и что-то тихо бормотал.

– Хозяйка, может, помощь нужна? Так я… – предложил стременной, и речь его оборвалась на полуслове – утомлённая и промёрзшая плоть сладко погрузилась в тёплые объятия дрёмы.

– Я ночью работать люблю, оттого светло будет, – предупредила жена, выходя из-за занавеса.

– Нам, хозяюшка, после такой дороги и солнце не помеха, не то что твои лучины да сальные плошки, – ответил могучий сотник, с удовольствием укладываясь на широкой лаве, прикрывшись старой овечьей шкурой.

Прошло немного времени, и дом наполнился сладким сопением, а потом и богатырским храпом усталых воинов, который почти заглушал тихие переливы деревянных коклюшек, что, будто живые пичужки, ловко порхали в руках мастерицы.

Отчего-то проснувшись среди ночи, Ольг вначале не понял, что за странные звуки прорываются сквозь сопение и храп его воинов. Он повернул голову и узрел хозяйку, которая сидела над округлой подушкой и быстрыми движениями творила некий узор, отсюда невидимый. Князь некоторое время завороженно глядел на ловкие движения тонких пальцев женщины, а потом почувствовал, что сон вовсе покинул его. Потрогал порты, лежащие выше на печи, и нашёл их почти сухими. Осторожно стянул их, стараясь не потревожить сладко спящего на печи стременного, оделся и, тихо ступая по толстым добротным доскам пола, вышел из-за занавеси. Только теперь он заметил повсюду на полочках с посудой и прочей домашней мелочью кружевные салфетки. Он подошёл к мастерице, и половицы всё-таки заскрипели под тяжестью его могучего тела. Хозяйка лишь мельком глянула на него и снова вернулась к работе. Ольг же загляделся на почти законченный узор, всё более погружаясь в бесконечность переплетений узелков и вставленных, подобно звёздам, небольших речных жемчужин, что живым светом переливались даже при скудном освещении двух сальных светильников. Знак Рода в центре и отходящие от него сложные переплетения жизни и смерти, знаки плодородия и засеянного поля, Перуница с рогом в руке, наверное, летит к лежащему на поле брани витязю… Какая-то необычная картина, которая всё больше притягивала его внимание и переходила постепенно из тонких нитей узоров в живые образы. Вот Перуница склонилась над бездыханным телом раненного в грудь воина, поит его из рога вечной жизни, чтобы душа витязя легко перенеслась в Ирий, в войско отца-Перуна… Ольг тряхнул головой, освобождаясь от яркого видения, и невольно прошептал:

– Да ты и впрямь волхвуешь, мастерица!

Жена повернула голову и, как бы впервые узрев могучего воина, смерила его долгим взглядом. Затем молвила тоже негромко, чтоб не разбудить спящих: