Сергей Алексеев - Небывалое бывает (Повести и рассказы)

— Промашка, батюшка, промашка. И как это только у нас получилось? А ведь старались, старались, батюшка…

— Старались?! — кричал воевода. — Не царю, супостаты, служите! Стеньку, проклятые, ждете!

Приказал воевода плотников избить батогами. Однако писать обо всем царю и просить новых денег не стал. Не хватило для этого смелости.

Так и остался Ефремов с тремя стенами. Хорошо, что Разин не брал Ефремов.

Два молодых казака Гусь и Присевка заспорили, кто больше народному делу предан.

— Я! — кричит Гусь.

— Нет, я! — уверяет Присевка.

— Я жизни не пожалею! — бьет себя Гусь в грудь кулаком.

— Я пытки любые снесу и не пикну! — клянется Присевка.

— Хочешь, я палец в доказ отрежу?

— Что палец! Я руку себе оттяпну!

Расшумелись казаки, не уступают один другому.

Разин в это время проходил по лагерю и услышал казацкий спор. Остановился он. Усмехнулся.

Заметили спорщики атамана. Притихли.

Посмотрел Степан Тимофеевич на молодцев.

— Ну и крикуны: жизнь, пытки, палец, рука. Хотите себя проверить?

— Приказывай, атаман! Слово даем казацкое.

— Грамоте учены?

— Нет, Степан Тимофеевич.

— Так вот: кто первый осилит сию премудрость — тому настоящая вера.

Смутились казаки. Не ожидали такого. Ну и задал отец атаман задачу. Однако что же тут делать? Назад не пойдешь. Слово казацкое брошено.

Не зря говорил про грамоту Разин. Нужны ему люди, умеющие писать и читать. Мало таких. Трудно крестьянскому войску.

Пошли казаки в церковь, разыскали дьячка.

— Обучай, длинногривый.

Сели они за буквы. Пыхтят, стараются казаки.

Только трудно дается наука. Неделя проходит, вторая.

— Сил моих больше нет, силушек! — плачет по-детски Гусь.

— Уж лучше бы смерть от стрелецкой пули! — стонет Присевка.

Проходит еще неделя.

— Голова ты моя, бедная ты головушка! Помру я при этом деле! — убивается Гусь.

— За что же муки такие адовы? Господи праведный, за что покарал? — причитает Присевка.

Стонут, проклинают судьбу свою казаки. Стонут, а все же стараются. Слово казацкое дадено.

Прошло целых два месяца.

— Ну, ступайте, — произнес наконец дьячок.

Словно ветром дунуло в казаков — помчались быстрее к Разину.

— Осилили, отец атаман, премудрость!

— Да ну! — не поверил Степан Тимофеевич.

— Проверяй!

Протянул Разин Гусю писаный лист бумаги:

— Читай-ка.

Читает Гусь. Правда, не так чтобы очень гладко. Однако все верно, все разбирает.

— Молодец, казак! — похвалил Разин.

Достал он лист чистой бумаги, протянул бумагу Присевке:

— Пиши-ка.

Пишет Присевка. Правда, не так чтобы очень быстро. Однако все верно. Буквы не путает.

— Молодец, казак! — подивился Разин. — Оба вы молодцы! Порадовали. Не ожидал.

Засмущались Гусь и Присевка:

— Старались, отец атаман. Ведь слово казацкое было дадено.

«Красавец» Левка заснул в дозоре. Полагалась за это у разинцев смерть.

Однажды отправился Разин проверять, как службу несут караулы.

Ночь была темная-темная. Звезд не видно. Луны не видно. Небо стояло в тучах. Выбрал Степан Тимофеевич время перед рассветом, когда дозорных особенно клонит сон. Идет Разин от поста к посту. То тут, то там вырываются из темноты голоса:

— Стой! Отзовись!

Отзывается Степан Тимофеевич. Узнают разинский голос дозорные:

— Здравья желаем, отец атаман!

Надежно службу несут караулы. Доволен Разин.

Прошел он шесть дозорных постов. Остался седьмой, последний. Тут и дежурил Левка. «Красавец» он потому, что кончик носа был у него обрублен. Так в шутку окрестили его казаки. Когда-то ходил он походом в Ногайские степи. В каком-то бою и лишился носа.

Стоял Левка в дозоре у самой реки, на волжской круче у старых сосен.

Вышел Разин к речному откосу. Никто не крикнул на звонкий шаг. «Что такое?» — подумал Разин. Остановился. Тихонько свистнул. Минуту прождал ответа. Свистнул погромче. Опять тишина.

Прошел Разин вдоль откоса шагов пятнадцать и тут услышал какой-то звук. Застыл атаман. Прислушался. Да это же просто казацкий храп.

Подошел Степан Тимофеевич к спящему. Левку признал в нерадивом. Казак сидел на земле. Прислонился к сосне спиною. Что-то приятное снилось Левке. Он улыбался и даже ртом пузыри пускал. Голова чуть склонилась на дуло пищали. Шапка сползла на лоб.

Стал заниматься рассвет. Спит беззаботно «красавец» Левка. Храпит на весь берег. Не чует нависшей над ним беды.