Георгий Марков - Строговы

Решили положить тело в могилу, вместо гроба устроить ложе из мягких веток кедра. Рассудили так: если какая родня найдется, откопать недолго. Золото тоже не взяли. Возьмешь, – а потом за пустяки в тюрьме сгноят.

На другой день Матвей пошел тайгой на пасеку. Оттуда на лошади он намеревался поехать в Волчьи Норы, заявить властям о происшествии. Кто бы ни был погибший, крестьянин ли, охотник ли из чужих краев или беглый поселенец без роду, без имени, каких в Сибири с каждым годом становилось все больше, он был человек, и бросить его, как падаль, совесть не позволяла.

Матвей долго шел тропой, потом свернул в сторону. Надвигалась ночь – холодная, с ветром, с дождем. Матвей решил переночевать на заимке у знакомого мужика Зимовского. От тропы до заимки было не больше трех верст. Зимовской поселился в этих местах недавно. Вокруг было дико, необжито, но зато привольно и богато.

На заимке Матвея встретили собаки. Они бросились на него, рычали, лаяли с хрипом.

Вскоре у ворот закраснел огонек цигарки.

– Кто идет? – спросил из темноты глухой, встревоженный голос.

– Это я, Степан Иваныч.

– Не то Матвей Строгов?

– Он самый.

– Здравствуй, редкий гость. Цыц вы, дуры! – закричал на собак хозяин.

В избе Зимовской зажег фитиль, вставленный в бутылочку с рыбьим жиром.

– Кто там, Степан? – спросил женский голос из второй половины избы.

– Вставай, Василиса, Матвей Строгов пришел.

– Иду, иду, – заторопилась хозяйка.

Скрипнула деревянная рассохшаяся кровать, и по полу зашлепали босые ноги.

В избе было душно. Пахло прелой картошкой, по небеленым стенам расползались встревоженные светом тараканы.

У двери, в углу, на кровати лежала старуха – теща Зимовского, а рядом с ней, раскинув руки и ноги, спал ее внучонок Егорка. С полатей раздавался храп работника.

– Ну, как охота нынче? – заговорил Зимовской, присаживаясь к столу.

– Год нынче хороший, фартовый, – ответил Матвей.

– А по какой нужде так рано домой идешь?

– Ружейный припас на исходе.

Зимовской недоверчиво взглянул на охотника.

– Да не только припас, еще дело есть. Баба у меня должна на днях разродиться.

– Вон оно как! Дай бог счастья! Дай бог… – затараторила Василиса.

Матвей решил не рассказывать пока Зимовским о происшествии в тайге. Он и сам не знал еще, надо ли заявлять властям о самоубийце. Намеревался обо всем этом посоветоваться дома.

О Зимовском по народу шла недобрая слава, как о человеке темном и нелюдимом. Летом он выезжал на заимку, а зимой жил в деревне Сергево, приторговывал дичью, скотом и рыбой. Матвей знал, что, скажи он Зимовскому о происшествии, тот, не медля ни одного дня, бросится искать золото.

А охотники сами сговорились попытать счастья. По песку определили они, что найдены золотинки где-то тут, в Юксинской тайге.

За чаем Матвей спросил:

– Ну, а у вас как дела? Опять поди птицы на всю зиму наготовили?

Зимовской хотел сказать что-то, но его перебила Василиса:

– Нам повезло нынче, Матвей Захарыч, золото мы в глухаре нашли. Приволок раз Степа целый куль дичи. Стали мы с мамой ее обихаживать, распороли одного глухаря, а в зобу у него желтый камешек. Бросилась я тут к Степе, он на дворе был: «Смотри, говорю, не золото ли? Он посмотрел: «А ведь верно, кажись, золото». Намедни поехал он в город, прихватил с собой золотинку. Приезжает. «Вот, говорит, на, купил тебе на золото подарок».

Василиса соскочила с табуретки, принесла кашемировый цветастый платок.

Матвей не смог скрыть своего изумления.

– Смотри-ка, золото в глухаре!

Степану не понравилась болтовня жены. Он нахмурился, сердито, исподлобья посмотрел на Василису.

Матвей заметил это и перевел разговор на другое, а про себя подумал:

«И как это раньше мы не догадались?.. Давно бы надо покопаться в песках. Вон даже в глухарях золото попадается».

Разговор не клеился.

Василиса принесла со двора охапку соломы, расстелила ее на полу у стола, сверху набросила домотканую, из крученых лоскутьев, дерюжку.

Матвей долго не мог заснуть. Из второй половины избы до него доносился шепот: Степан бранил Василису за то, что она выболтала охотнику лишнее.

Забылся Матвей далеко за полночь, а когда очнулся, уже рассвело.

Василиса прошла во двор с подойником. Зимовской сидел у окна, молча сучил дратву. Старуха с мальчишкой все еще спали.

Матвей убрал за собой постель и стал собираться в дорогу. Зимовской был неразговорчив, однако пригласил его подождать, пока Василиса вскипятит самовар.