Георгий Марков - Строговы

На другой день стволы были перевезены в кузницу. Вскоре на полях за Волчьими Норами пушкам было произведено испытание. Антон и Матвей сами заряжали их и производили выстрелы.

Пушки не только не взорвались, но, заряженные крупной картечью, били довольно кучно и так оглушительно, что после выстрела с минуту звенело в ушах.

Лафеты для пушек вытесали из тяжелых лиственничных чурбаков. Пушки хорошо умещались на санях, и поэтому передвижение их не составляло больших трудностей.

По планировке сражения орудия предполагалось выставить в разных местах, под прикрытием леса.

Антон осмотрел позиции и пришел к другой мысли.

– Пушки надо поставить вместе, возле дороги. Если белые решатся на прорыв, они, конечно, двинут свои силы по тракту. По целине не пойдут. Там в сугробах завязнут и люди и лошади.

– Ну, а как быть, если белые решатся все-таки обойти нас стороной от дороги? – блеснув из-под очков белками глаз, спросил Старостенко.

Ему ответил Матвей:

– Будем держать наготове лошадей. Передвинуть пушки не бог весть как трудно. – Помолчав, Матвей улыбнулся. – Проделаем, Илья Александрович, – как это ты говоришь по-ученому-то?

– Тактический маневр?

– Вот-вот, – закивал головой Матвей и крикнул: – Вдовин!

Низкорослый Мирон, растолкав партизан, гревшихся в избушке у печки, подошел к столу.

– Давай связного на батарею.

Мирон назначил человека, не сходя с места.

Матвей рассказал связному суть дела, переспросил, проверяя, как он усвоил приказание, и отпустил его.

На стол передали с печки вскипевший чайник. Матвей налил кружку, но выпить не успел – в штаб явился посыльный от Архипа Хромкова с донесением о захвате после боя эстонских хуторов. Матвей усадил партизана на старую, уже полуистлевшую колоду-дуплянку и принялся расспрашивать, велики ли потери в отряде, сколько захвачено оружия, подобраны ли убитые.

А через час штаб наполнился связными со всех сторон: от разведчиков, от дружин нападения, от батарейцев. Прислал связного и Мартын Горбачев. Но о движении конного отряда Тимофея Залетного, который выполнял сложный тактический маневр и должен был обрушиться на белых с тыла, никаких сведений не поступало.

Матвей хмурился, с надеждой присматривался к каждому входившему в избушку. Он так был озабочен молчанием Залетного, что забыл и о чае, хотя жажда давно томила его.

Ночь выдалась с причудами, как в сказке. С вечера она окутала лес и поля так плотно, что даже снег стал темного цвета. Временами откуда-то сверху коршуном налетал ветер, яростно трепал макушки деревьев и, словно сраженный пулей охотника, постепенно затихал.

В полночь взошел месяц. Едва он появился, небо засияло звездами, снег заискрился, на поляны легли тени от кустов и деревьев. Млечный Путь перекинулся мостом через весь небосвод. Окреп и морозец. Лес подернулся инеем, засеребрился, освещенный лунным светом. Над полыньей возле избушки поднялось плотное облако пара, такое белое, что издали оно казалось сугробом снега.

Покончив со штабными делами, Матвей вышел на воздух и удивился. Пока сидел под крышей и строил расчеты, что ночь будет темным-темна, произошло непредвиденное.

– Некстати вызвездило, – недовольно проговорил он.

– Ого, на мороз повернуло. Гулко! – озабоченно сказал Старостенко.

– Стожары-то где! Ночи уже много! – поднял голову Антон.

Говорили разное, но все трое думали об одном: Залетный молчит по-прежнему.

Сели на лошадей, подведенных ординарцами, не спеша поехали по опушке леса, от взлобка к взлобку. Секреты вырастали как из-под земли, останавливали штаб, с нетерпением спрашивали:

– Скоро?

К дружинам нападения подъехали вплотную. Партизаны лежали на тулупах и собачьих дохах. Костров разводить не полагалось. Нетерпение и тут охватило всех.

– Скоро?

Иван Каляев, командир дружины нападения, настойчиво говорил:

– Товарищ командующий, Матвей Захарыч, давай начинать скорее. Силой людей держу.

Матвей и сам понимал, что уходят невозвратные часы, но от Залетного по-прежнему не было никаких известий.

В секретах, на передовых заставах опять спрашивали:

– Скоро ли? За чем дело стало?

– Счастливой минуты ждем, – отшучивался Старостенко.

Повернули обратно. Матвей ехал молча. Невольно вспомнилось пережитое. Поднятые однажды на Светлом озере по тревоге, мужики прощались с жизнью и плакали. Теперь они рвались в бой и ничто не пугало их.

Вдруг за лесом раздалось несколько выстрелов. Потом послышался одинокий крик человека. Через минуту выстрелы захлопали снова. Кто-то выпалил несколько раз подряд неподалеку от того места, где ехал Матвей со штабом.