Михаил Волконский - Два мага

– Батюшка, куда вы запропастились? – встретил его Попов. – Вас светлейший спрашивал, велел вас привести, когда бы вы ни пришли! Пойдемте!

Он торопливо довел его до кабинета Потемкина и постучал в маленькую дверь, через которую имели вход к светлейшему только самые близкие.

– Войдите! – послышался голос Потемкина.

Попов отворил дверь и, пропустив Цветинского, удалился.

Цветинский вошел, но всякий, кто встречал его в обыкновенной жизни, сильно удивился бы, увидев его теперь. Обычного Цветинскому добродушия, слегка даже глуповатого, не было на лице и следа; напротив, это лицо было серьезно, выразительно и умно. Глазки, обыкновенно искусно суженные, вечно смеющиеся, раскрылись и глядели сосредоточенно и словно устало; даже в теле как будто похудел Цветинский.

– Здравствуй, – сказал ему Потемкин, – садись!

Цветинский сел.

«Не в духе!» – подумал он про Потемкина, заметив его небритую бороду.

– Слушай! Мне нужно дать тебе поручение и вместе с тем спросить тебя...

– О чем, ваша светлость?

– Ты тогда из-под Очакова ездил в Париж за планом; ты достал его через графа Феникса?

– Совершенно верно, через графа Феникса, хотя он жил тогда во Франции под другим именем.

– Как же это случилось?

– Именно «случилось», ваша светлость, потому что мне удалось достать план только благодаря случаю. Отыскал я тогда в Париже себе квартиру у некой француженки, госпожи Лубе. Ходил я там с бородой, в казацком одеянии, в папахе, словом, русским варваром, который ни слова по-французски не понимает. На всякий случай скрыл я свой французский язык и нанял переводчика из поляков, с ним и бывал всюду. Только раз сижу у себя в комнате вечером, а рядом у француженки сборище – молодые люди и старые, все одни мужчины. Заинтересовало меня это. Я прилег на постель, сделал вид, что сплю. Слышу – спрашивают голоса, можно ли свободно говорить и не подслушивает ли кто. Француженка уверяет, что безопасность полная, что жилец у нее только в соседней комнате, но он ничего не понимает по-французски. Через некоторое время дверь ко мне чуть приотворилась, посмотрели в щелку. Ну, и начались тогда у них разговоры...

– О чем?

– Это было за два года до учреждения национального собрания во Франции, когда в Париже много развелось тайных политических клубов. Из разговоров я понял, что тут собрание кружка, принадлежащего к одному из этих клубов. Дело у них шло...

Но Цветинский не договорил. Он не мог договорить, потому что в кабинет вбежал взволнованный и растерянный Попов.

– Ваша светлость, ваша светлость! – тяжело дыша, повторял он.

– Что такое? – почти крикнул Потемкин, вдруг поднявшись с места и поняв, что его секретарь не вбежит к нему зря без доклада и без зова.

– Пожар, ваша светлость, у нас пожар, – проговорил Попов.

Потемкин вздохнул свободнее; он думал, что случилось что-нибудь более ужасное.

– Где горит? – спросил он.

– В левом флигеле, внизу...

– В левом флигеле? Внизу? – снова взволнованно повторил Потемкин и обернулся к Цветинскому, – ступай, потом... пришлю за тобой...

– А приказание? – решился все-таки напомнить Цветинский.

– Потом, потом, теперь мне не до поручений, ступай! – пробормотал Потемкин и вместе с Поповым поспешно вышел из кабинета.

Цветинский не подозревал, чтобы светлейший мог так взволноваться. Страх одного пожара не подействовал бы так на него; тут крылось что-то другое, но что именно – трудно было догадаться...

Оставшись один, Цветинский пожал плечами и вышел, поспешая к больному Бессменному.

Тот ждал приятеля с нетерпением.

– Привык я к тебе, – встретил он его, – без тебя одному тут лежать куда как тяжело! Что так долго пропадал?

– Дела, брат, были еще, кроме твоих, – ответил Цветинский. – Один тут важный повар новую похлебку затевать собирался, кажется; так вот, моей помощи просил.

– Что же, ты помог?

– Непредвиденный случай помешал. Кстати, ты знаешь, в Таврическом дворце пожар.

– Ну, это меня не интересует! Что, у Елагина узнал ты что-нибудь?

– То есть не у самого Елагина, я, брат, с важными барами не знаюсь, как ты, зачем мне было самого беспокоить? Я и через дворню сведений получил о мадам. Не важная барыня.

– Она там еще?

– Нет, перебралась... в загородный дом по реке Фонтанной, принадлежавший князьям Туровским. Понимаешь?

– Ничего не понимаю! Каким князьям Туровским?

– Дело тут не в князьях, а в том, что живет теперь в этом доме не кто иной, как граф Феникс.