Владимир Рынкевич - Наука умирать

Арестантского вагона не нашли и подали товарный, перевозивший лошадей, немытый, неубранный. «Не переживайте, Антон Иванович, — сказал Марков Деникину, подсаживая его, помогая забраться в вагон. — Христос в хлеву родился, и мы тоже в хлеву родимся для новой жизни».

С трудом втащили изуродованного Орлова. Уселись в вагоне прямо на мокрый скользкий пол в лошадиную грязь. Генералы молчали. О чём они молчали? О том, что такое забыть нельзя? О том, что те, кому не удалось убить их сегодня, попытаются сделать это завтра? О том, что тысячи злобно орущих солдат — это теперь их смертельные враги?

У вагона плакали женщины — жена и сестра Клецандо. Истерически кричал что-то угрожающее сын генерала Ольстера, размахивая пистолетом, который его денщик поспешно отобрал. Следом за арестованными в теплушку полезли члены Совета — они должны были сопровождать их до Быхова.

Наконец загудел паровоз, и поезд медленно тронулся. Кто-то дважды выстрелил из винтовки. Линьков облегчённо вздохнул и начал пробираться к выходу в город.

На Центральной улице слепили щедрые разноцветные огни кинотеатра. Здесь толпились солдаты, матросы и штатская публика. Трепались об асфальт тротуара широченные клёши матроса Руденко. Он вёл под руку местную красавицу, высокую, фигуристую, с глазами и причёской цвета тёмной ночи.

— Милая Розочка, — говорил он ей. — Я в полное владение отдал бы вам своё верное матросское сердце, но оно принадлежит революции.

— Я тоже за революцию, — ответила девушка. — Я была в эсерах, но теперь я большевичка. Завтра же запишусь в ячейку, и мы с вами, Олег, вместе будем бороться за революцию, и наши сердца будут биться рядом.

— Ваши милые ножки устали, Розочка. Полную вахту на ногах. Пора отдохнуть. Не зайти нам для отдыха в кинематограф? Там, видать, что-то вполне интересное.

Разноцветно светящаяся реклама предлагала:

«Увлекательный исторический фильм

из жизни проклятого прошлого

ТЁМНЫЕ СИЛЫ — ГРИГОРИЙ РАСПУТИН И ЕГО СПОДВИЖНИКИ

1-я и 2-я серии в один сеанс».

— Ой, я видела первую серию, — вспомнила Роза. — Там такие есть сцены с женщинами...

И она стыдливо хихикнула.

— Посмотрим сцены, — сказал матрос. — Революционер должен всё знать. Всё, против чего он борется. Идемте, Роза. Как раз время. Сейчас склянки будут бить.

У входа стоял поручик Линьков, дымя папиросой и решая, стоит ли идти в кино.

— Здравия желаю, товарищ поручик, — приветствовал его матрос. — Познакомьтесь: моя революционная подруга Розалия Ефимовна. Мы освободили угнетённый царским режимом еврейский народ и теперь сообща строим новую жизнь.

Поручик с радостью познакомился с девушкой.

— Пойдёмте на две серии в одном котле, поручик, — предложил матрос. — Посмотрим, как расправились с негодяем Распутиным без суда и следствия господа великие князья. А мы своих предателей сегодня защитили от народа.

— Их ждёт суд.

— И там их пожалеют. А то ещё и до суда отпустят. Вот тогда они себя покажут. Нас они не пожалеют, и будем мы с вами вспоминать, когда к Богу в рай пошлют, как мы их спасали.

Первая ночь в Быховской гимназии, превращённой в тюрьму, для Маркова была тяжёлой. Несколько раз просыпался, испуганный приснившимся: то ему снилось, что он увяз в грязи на Бердичевской дороге и не мог идти, а со всех сторон подступали солдаты, то видел Марианночку и Леонидика, прощающихся с ним, машущих ручками, а он уходил от них куда-то во тьму; то под утро привиделось, что его схватили под руки и тащат куда-то на расправу, однако, как оказалось, соседи по комнате — старый приятель по Академии Романовский и Деникин — будили его, заспавшегося, на завтрак.

Проснулся, увидел низкий сводчатый потолок, окна с решётками, пропускающими мало света, толстенные стены. Бывший католический монастырь, а теперь тюрьма, охрана, неизбежный суд с неизбежным смертным приговором. Поднялся без улыбки, без привета, хмуро сказал:

— Простите, господа. Не выспался после дороги.

В столовую на первый этаж шли по тёмной лестнице.

Внизу генерал Корнилов приветливо здоровался со всеми, особенно с бердичевцами. Деникину сказал:

— Очень сердитесь на меня за то, что я вас подвёл?

— Полноте, Лавр Георгиевич. В таком деле личные невзгоды ни при чём.

Марков услышал это. Сказал сидевшим с ним за столом Деникину, Романовскому [6] Романовский Иван Павлович (1877-1920) — участник Русско-японской и Первой мировой войн. Генерал-майор (1916). 1-й генерал-квартирмейстер Ставки Верховного главнокомандующего. Георгиевский кавалер. Участвовал в Корниловском мятеже. Принимал участие в формировании Добровольческой армии, с февраля 1918 года начальник её штаба. Участник «Ледяного похода». С января 1919 года — начальник штаба главнокомандующего Вооружённых сил Юга России (ВСЮР), затем его помощник. В1920 г. эвакуирован в Константинополь, где был убит. , Лукомскому [7] Лукомский Александр Сергеевич (1868-1939) — генерал-лейтенант (1916). В 1914-1916 гг. начальник канцелярии военного министра, его помощник; с октября 1916 г. — генерал-квартирмейстер Ставки. В июне-августе 1917 г. — начальник штаба главковерха Л.Г. Корнилова, участвовал в организованном им выступлении. С декабря — начальник штаба Добровольческой армии, затем — её представитель при атамане ВВД. С августа 1918 года — заместитель председателя деникинского правительства, так называемого Особого совещания, и помощник командующего Добровольческой армией, с октября — начальник Военного Управления. С октября 1919 г. по февраль 1920 года — председатель Особого совещания. В марте эмигрировал в Константинополь, где был представителем Русской армии при союзном командовании. Жил в Югославии, CШA, Франции, был помощником великого князя Николая Николаевича. :