Владимир Рынкевич - Наука умирать

— Нет, милый поручик, — решил немного раскрыться Деникин. — Едем мы вовсе не в Тифлис, а в Новочеркасск; а во 2-й дивизии мы с вами действительно виделись и под Рымником вместе дрались. Прощайте, дай вам Бог счастья.

— А-а! — обрадовался и изумился поручик. — Я вас узнал...

— Не надо меня называть. Надеюсь, мы с вами скоро встретимся. Скажите мне свою фамилию.

— Поручик Савёлов, ваше...

— Тшш...

22 ноября утром Деникин и Романовский прибыли в Новочеркасск, побродили по перрону. К ним подошёл незнакомый офицер, спросил, кто они и кого ищут.

— Мы из Быхова, — сказал Романовский. — У нас поручение к генералу Алексееву.

— Езжайте в гостиницу «Европейскую» и найдите полковника Лебедева.

Так они прибыли туда, где должно было начаться движение против большевиков за возрождение России. На другой день к ним присоединились Марков и генерал Лукомский, пробиравшийся через Москву.

Самым тяжким путь на Дон оказался для генерала Корнилова. Отправившись из Быхова в час ночи 20 ноября, текинский полк во главе с генералом прошёл в первые семь суток более 300 километров без днёвок, по дорогам и без дорог, лесом, болотами, по заснеженной целине в сильный мороз и гололедицу. 26 ноября пытались пересечь железную дорогу восточнее Унечи. Явившийся добровольно крестьянин-проводник навёл текинцев на большевистскую засаду, встретившую корниловцев огнём из винтовок. Пытаясь обойти Унечу с другой стороны, нарвались на поезд с пулемётами и установленными на площадках орудиями. 1-й эскадрон круто повернул в сторону, ускакал и больше не появлялся. Через несколько дней его разоружили большевики. Полк рассыпался. Под Корниловым была ранена лошадь. Она вынесла генерала из огня и пала.

С трудом собрав оставшуюся часть полка, Корнилов сумел пересечь железную дорогу и решил расстаться с текинцами. Больной, измученный тяжёлой дорогой с документами беженца из Румынии Лариона Иванова, Корнилов прибыл в Новочеркасск 6 декабря.

Из текинского полка до Новочеркасска добрались только 40 человек. Из них всего семеро вступили в формируемую Добровольческую армию.

Ещё у родственников в Ростове, вынырнув из жуткого моря солдатского кровожадного хамства, Марков окончательно убедился, что его страны, России его предков, России, которой он служил и за которую готов был умереть, этой страны больше нет. Возродится ли она, как надеются Корнилов, Деникин и их соратники? Это знает только Бог. Его же, генерала Маркова, не оставляет предчувствие, что больше никогда не будет он читать лекции офицерам-слушателям Академии Генерального штаба. Значит, если возродится Россия, то без него, а его судьба — умереть за Россию.

Нервная напряжённость, позволявшая ему в дороге от Быхова изображать солдата-денщика, лущить семечки и материться, сменилась тяжёлым ожиданием неизвестной опасности. Ночь он провёл у родственников, но отдохнуть не удалось — они почти не спали, прислушиваясь к неожиданным выстрелам за окнами, ожидая, что к ним Вот-вот ворвутся и будут грабить, а то и уведут на расстрел. Считается, что город находится под властью донского атамана Каледина, но Совет действует почти открыто, разлагая казаков, и в любой момент может вывести на улицы озлобленных рабочих с красными флагами и провозгласить советскую власть. Мучили мысли о жене, застрявшей в Сумах, и... об Ольге из Быхова: как он мог?

Дон, атаман, казаки... Сюда стремились, как в заповедник старой России, но оказалось, что генеральский мундир и здесь недопустим. Нашёл для себя тёплую зелёную куртку военного покроя и белую высокую кавказскую папаху. Придёт время — нашьёт погоны. Может быть, даже это случится в Новочеркасске. Однако уже в утреннем поезде, забравшись в тёмный угол и притворяясь спящим, он терял остатки оптимизма, прислушиваясь к разговорам казаков:

— Нас, было, Каледин собрал и пошёл своё: защитим родной Дон, большевики наши враги, все, как один, станем стеной!.. Столько уж мы энтого слышали ещё на фронте. А теперь опять, значит, иди воюй. За что? Красные не против нас, а против генералов...

— Слышь? В Таганрог будто миноносец пришёл, и все на ём большевики.

— Ты дале слушай. Как пошёл Каледин, как пошёл, а один наш казак закричал: «Чего нам слушать? Знаем! Надоели! Расходись, ребяты!» И мы все потихоньку и разошлись...

С другой стороны беседу вели степенные, бородатые:

— Не-ет. Энта весна будет наша. Сеять сами будем, а кому охота воевать — пущай стараются.