Владимир Рынкевич - Наука умирать

Густая темь вдоль железнодорожного полотна бурно зашевелилась: офицеры поднимались и бежали в степь. Командиры кричали, останавливали, но бегство продолжалось. Мгновенно опустел переезд, прекратился грохот сваливаемых шпал, и у слышались новые голоса, чужие:

— Эй, кто на посту?

— Полундра! Кадеты!

Простучала короткая пулемётная очередь.

И вновь голос с бронепоезда:

— Отставить панику! Своих перебьёте! Эй, на посту! Кто здесь?

Командир обязан чувствовать роковой момент — ещё мгновение, и армия в панике.

— Гранату мне, — приказал Марков кому-то стоящему рядом. — Быстро, твою мать.

Снял папаху, чтобы не белела предательски, и с гранатой в руке шёл навстречу паровозу.

— Не видишь, что свои, так твою мать! — кричал генерал, подходя к площадке паровоза, источающей красный жар.

Поравнявшись е площадкой, рванул чеку и аккуратно бросил гранату точно к паровозной топке. Отпрыгнул в сторону под небольшой откос, крикнул:

— Ложись! Миончинский! Огонь!

Упал. Громыхнули один за другим взрыв гранаты, два орудийных выстрела, два разрыва. Паровоз уткнулся носом в полотно. Там, где была кабина машиниста, бушевало пламя. Из вагонов открыли беспорядочный огонь из винтовок и пулемётов. С одной из открытых платформ пушка ударила картечью — точно в офицерский пулемётный расчёт, прикрывавший орудие Миончинского. Три трупа.

— Вперёд! Ура! — закричал Марков.

Теперь офицеры бежали к бронепоезду, карабкаясь на платформы с пушками, лезли на крыши вагонов, прорубали и бросали вниз горящую паклю. Замолчала пушка — платформу захватили офицеры. Матросы выбегали из горящих вагонов под пули. Одним всё же удавалось вырваться из огня и нападать на врагов. Кричали: «Бей кадетов, братишки!» Другие выбегали в горящих бушлатах, падали на землю, пытаясь сбить пламя, их кололи штыками. Здесь бой был выигран. Матросы ещё дрались, но Марков уже думал о тех двух эшелонах, что остались на станции, да и с бронепоездом надо было разобраться. И вдруг ему на глаза попался полковник Биркин.

— Вы что здесь делаете, полковник? Я приказал вам атаковать станцию! — закричал на него генерал.

— Ваше превосходительство, так получилось, что половина моих офицеров испугалась бронепоезда...

— Не объясняйте. Некогда. Берите своих и немедленно отцепляйте платформу с орудием и вагон рядом с ней — там снаряды. Отцепляйте и оттаскивайте. Скорее, пока не загорелись!..

Из горящих вагонов ещё выбегали матросы. По ним стреляли со всех сторон. Они с языками пламени, хватающими их за плечи, бежали в разные стороны. Бежали и к будке. Здесь их встречали выстрелами конвойные и ординарцы. Бой у бронепоезда заканчивался. Биркин со своими людьми действовал расторопно — вагон и платформа медленно откатились в темноту.

— Генерал Боровский, — подозвал Марков командира Офицерского полка. — Ваши заканчивают с матросами. Отлично справились. Собирайте полк и атакуйте станцию. Миончинский сейчас возьмёт пушку на платформе и повернёт её на станцию. Вот вам и поддержка. И кубанцы помогут, если потребуется...

Руденко бил из пулемёта по офицерам. На полу командной рубки умирал Васьков. Сзади загорелась стенка. Он остался здесь один и решил не уходить — всё равно убьют, сволочи, но и он их побольше положит. Однако бойница слишком высоко — кадеты в мёртвой зоне и спокойно расправляются с матросами. Что делать? Придётся швырнуть гранату в них и бежать из вагона. Спину обожгло пламя, пытался сбить, но, кажется, не удалось. Он выбежал на площадку, бросил гранату, после разрыва спрыгнул и побежал в сторону паровоза — в сторону Екатеринодара. Чувствовал, что на нём горит бушлат — уже плечи жжёт. Пуля врезалась в матросский широкий поясной ремень — разлился кипяточек на боку... Руденко выбежал на свет и увидел генерала Маркова. Узнал по особенным усикам. Тот держал папаху в руках и что-то говорил стоящему рядом. Кинуться на него и удушить!.. Или застрелить...

На Маркова с маузером в руке бежал матрос в ореоле пламени, пылавшем на плечах и груди. Матрос был шагах в пятнадцати, когда стоящий рядом конвойный офицер выстрелил в него из винтовки. Бахнуло рядом, чуть ли не за ухо затвором зацепил. Мгновение казалось, что стреляли в него, и пуля уже в нём. Опомнился, конечно, сразу. Матрос продолжал бежать. Генерал отчётливо видел его чёрное лицо, оскаленные зубы, бешено сверкающие глаза, даже гвардейскую ленту на бескозырке. В этот момент вспыхнула бескозырка, матрос её сорвал, не выпуская маузер, бросил на землю и сам упал и начал кататься, сбивая пламя.