Марков приказал командиру кубанцев:
— Роту вперёд! Я поведу. Ты со мной.
Кубанцы послушно поднялись. Марков побежал впереди, размахивая папахой. Поднялась и пятая рота, добежали до вала, ворвались во двор казарм. Красные бежали прочь, к городу, к спасительным домам и переулкам. Стрелявшие из окон корпусов выбегали в казарменный двор, их кололи штыками, сгоняли прикладами в кучу. Краевые бросали винтовки, поднимали руки. Напрасно. Их гнали к стене, кричали:
— Господа! Кто на расправу?
Многие, не остыв от ужаса атаки, брали винтовки наперевес и шли к стене смерти и мести. Мушкаев тоже. В атаке рядом с ним скосило троих офицеров — у одного не было ни глаз, ни носа, лишь кричащий окровавленный рот, когда он упал ему под ноги. Теперь Мушкаев целил в глаза какому-то грязнолицему большевику, с радостной злобой нажимал на спусковой крючок, досылал патрон, целил в другого, чёрного, бородатого. Наверное, еврей. Вот они, «сионские мудрецы»...
— Господа! Отставить огонь! Добьём штыками! — кричал поручик Корнеев.
Офицеры подходили к копошащимся под стеной, окровавленным, стонущим, воющим, просящим пощады и кололи, кололи, до тех пор пока не затихала шевелившаяся человеческая плоть. И Мушкаев колол в грудь, в шею, в живот... Наловчился — теперь штык не застревал. Потом отдыхал во дворе, закурив папироску. Подошёл к Савёлову, спросил:
— А вы что? Почему не участвовали? Гнушаетесь? Они вас не так ещё потерзают.
— Не знаю. Не хочу, — ответил тот и отвернулся, отошёл.
Марков этого не видел. Не хотел видеть. Он смотрел вперёд, на город. Рядом с ним прапорщик Гольдшмидт бил из захваченного пулемёта по бегущим красным. До городской улицы оставалось всего шагов 400.
— Телефонистов ко мне! — скомандовал генерал.
Подбежали с аппаратом, за которым тянулся размотанный кабель.
— Давайте штаб! Кто у телефона? Романовский? Иван Павлович, казармы взяты. Наш левый фланг — Казанович и Неженцев почему-то стоят. Хорошо, я пошлю офицера связи.
Подошёл генерал Боровский. Сказал озабоченно:
— Потери полка почти 200 человек. Из них более тридцати убитых... Раненых эвакуируем сами. Такой атаки ещё не было. Дальше идти нельзя. Там два орудия возле отдельного дома в кустарнике и справа, в огородах — пулемёты.
— Капитан Чупихин пытался взять эти пушки, но... Один ваш полк, Александр Александрович, не может взять Екатеринодар.
— Но почему не атакует наш левый фланг?
— Не знаю. С ним нет телефонной связи.
— Но согласно приказу...
— Не все приказы доходят до нас. Сейчас нам приказано послать офицера связи к Неженцеву и Казановичу с сообщением о взятии казарм. Тогда они начнут атаку. Пошлите толкового офицера, Александр Александрович. И чтобы умел быстро бегать.
Офицер побежал, и на глазах у генералов, отбежав всего шагов десять вдоль разбитых заборов и стен упал, словно споткнувшись, и лежал, не шевелясь.
Вторым оказался Савёлов.
— Когда-то бегал я вам за папиросами, поручик, — сказал генерал, — а теперь вам придётся сбегать.
— Пусть уж лучше не бежит, а ползёт хотя бы до тех построек, — возразил Боровский. — А там — перебежками.
— Но помните: чем быстрее доберётесь до Неженцева, тем раньше мы будем в Екатеринодаре.
Савёлов не хотел умирать. Как и многие другие офицеры, он почувствовал наступивший перелом. Марков, Боровский, Кутепов, Тимановский, командиры батальонов говорили, что цель близка — всего 400—500 шагов, и они будут в городе, но офицеры опускали глаза. Они не верили, что, потеряв за несколько минут четверть состава полка, можно продолжать наступление на пушки и пулемёты. И Савёлов не спешил. Пригнувшись, пробирался за кустами, за постройками. Отошёл от казармы совсем недалеко, когда пришлось перебегать пустырь между заборами. Сюда как будто красные не стреляли, но вдруг зловеще зашуршало над головой, завыло пронзительно — снаряд! Прямое попадание. Он упал, сжавшись в комок, закрыв уши, наверное, для того, чтобы не услышать свою смерть. Услышал сотрясающий землю грохот, вой множества осколков, грязный песок посыпался сверху, и поручик попив, что остался жив. Совершенно интуитивно, не думая, пополз к домам, прижимаясь к земле, прячась за бугорки и кучи мусора.
Марков и Боровский видели, как Савёлов исчез в дыму разрыва.
— Прямое попадание, — сказал Боровский.
— Мой старый знакомый, — вздохнул Марков. — Что ж, пошлём третьего, счастливого. Подождите, Александр Александрович, я сам выберу связного. Вот он! Отбил пулемёт у красных и вея огонь по Отступающим. Боевое счастье за него. Поручик Гольдшмидт, ко мне!..
Читать дальше