Владимир Рынкевич - Мираж

По таким книгам читают в церкви, но в этой излагались догмы другой религии. На переплёте славянской вязью: «История лейб-гвардии Преображенского полка. Сочинение Ив. Забелина к 200-летию регулярной Русской армии и коронации». На развороте гравюра во всю страницу с надписью: «Преображенское или Преображенск Московская столица достославных преобразований первого императора Петра Великого».

— Книга вышла к 200-летию армии и к коронации. То есть...

— Это... Когда Ходынка [2] «...когда Ходынка...» — давка на Ходынском поле 18 мая 1896 г., во время раздачи царских подарков по случаю коронации Николая II. ?

— Нет! Что вы, поручик? Речь идёт о коронации государя Александра Третьего. 1883 год. Вы, возможно, знаете, что в своё время была дискуссия о том, с какой даты следует вести отсчёт истории нашего полка и, следовательно, всей армии. Постановили считать этим днём 30 мая 1683 года. Именно в этот день юный царь Пётр создал своё Потешное войско и организовал большие стрельбы из пушек на Воробьёвых горах. Первым он записал... Вы, конечно, знаете имя первого русского солдата, поручик?

— Извините, Александр Павлович, я ещё в гимназии плохо шёл по истории. Не могу запоминать имена, даты...

Полковник был плохим экзаменатором: вместо того, чтобы отчитать неподготовленного, он сам начал рассказывать нерадивому поручику о великом прошлом, о том, что первым русским солдатом царь Пётр нарёк Сергея Бухвостова, который «при учреждении военно-потешной службы первейшим в оную самоохотно предстал». Напомнил полковник и о том, что под Нарвой два первых гвардейских полка, Преображенский и Семёновский, стояли насмерть и спасли русскую армию от полного разгрома. Продолжить, однако, свой исторический экскурс он не успел: в кабинет постучала Саша и пригласила к чаю. Полковник от чая отказался, сославшись на то, что надо поработать перед завтрашней встречей с офицерами, которых следовало научить, как наводить порядок в городе, а Дымникову, прощаясь, сказал:

— Вы, поручик, теперь полноправный преображенец, и завтра я вас представлю собранию. У меня вы должны быть пораньше: около восьми.

Женни в гостиной, волнуясь, ожидала результатов беседы Лео с покровителем.

— Ну, как он к тебе?

— Служить с ним, пожалуй, можно, однако... — убедившись, что их не слышат, ответил поручик, не совсем определённо и покрутил головой. — Мужчина в цвете, сорока нет, а уже в маразме. В городе беспорядки, надо срочно ретироваться на фронт, а он, как старый попугай, о знамёнах, победах, первых солдатах. Кому это сегодня надо?

— Ему тяжело. Он одинок, — вздохнула подруга.

— Ты, как всегда, знаешь, за что ухватиться.

Они понимающе улыбнулись друг другу.

— Девку ему с Морской привести. Только, боюсь, он не знает, что с ней надо делать.

— Ты, Лео, подучишь.

— Женни, ты ещё не знаешь самого страшного: завтра в восемь я должен быть у него и начинать службу.

— Но мы же будем...

— Да. Муравьев со своей нас будут ждать.

— Опять начнёт ко мне приставать, — не то пожаловалась, не то пококетничала Женни.

— А ты приставай ко мне, — сказал Лео равнодушно: её отношения с другими мужчинами его не очень интересовали, тем более теперь, когда жизнь менялась и возникали трусливые мысли: не прогадал ли он с Преображенским полком. Ведь на фронт он бежал не от революции, а от долгов. Одному Ваське Муравьёву, поручику из Волынского, к которому собрались на вечеринку, должен больше тысячи.

Роковой день для полковника Кутепова начался, когда сам он ещё спал. Другие не спали и думали и говорили о нём. Командующий Петроградским военным округом генерал Хабалов рано утром вызвал капитана Зайцевского, занимавшего в штабе округа должность непонятную, но значительную — подчинялся лично генералу, для которого у него всегда было наготове доброжелательно-сочувственное выражение лица, других же как бы не замечал.

— Павленков опять настаивает на том, чтобы Кутепова назначить командиром карательного отряда, — сказал генерал Зайцевскому. — Вы же знаете обстановку: Волынский и Литовский полки восстали. Государственная дума отказалась выполнить Указ о роспуске. Конечно, действовать надо решительно, однако карательный отряд... Полковник Кутепов...

— Ваше высокопревосходительство, Павленков совершенно прав. Именно карательный отряд! Услышав эти слова, солдаты поймут, что их ждёт, и немедленно вернутся в казармы. А Дума без солдат...

Зайцевский презрительно шевельнул усами, приличествующими верному слуге государя императора.