Великий князь с трудом, с хрипом, глубоко вздохнул — можно было подумать, что это его последний вздох — и устало произнёс:
— Совещание окончено. Благодарю вас всех, господа.
Адъютанты, придерживая его под руки, подняли с кресла и медленно повели к дверям во внутренние покои.
Ни на кого не глядя, ни на сочувствующих, ни на злорадствующих, Кутепов направился к выходу. Его остановил Врангель. Рядом с ним был, как обычно, Шатилов. Барон обратился к генералу с любезной улыбкой:
— Александр Павлович, я согласен в пределах всех своих возможностей помочь вам, если вы готовы к дружескому сотрудничеству. Конечно, потребуется по-другому организовать работу, отказаться от старых связей, взять помощника по согласованию со мной...
Никогда ещё Кутепов так отчётливо не понимал разницы между собой, сыном неизвестного личного дворянина, и этим потомственным аристократом — что ни предок, то или в энциклопедии, или в музее. Зависть, ненависть, уверенность в каком-то своём неосознанном превосходстве человека, добившегося всего своими усилиями, — слились воедино в холодном ответе:
— Благодарю, но я предпочитаю работу в столярной мастерской. Извините, мне надо проверить охрану.
Кутепов пошёл к выходу, слегка задев барона плечом — жаль, что тот выше ростом.
Врангель усмехнулся и, глядя вслед генералу, сказал Шатилову:
— Он всегда будет жертвой прохвостов, более умных, чем он.
Даже в самое чудесное летнее парижское воскресенье не каждый гуляющий в Люксембургском саду осознает, что жизнь прекрасна. Воронцов катил по аллее детскую коляску. Мрачная Зина шла рядом. Верочка достигла возраста, когда её можно оставлять с отцом, и Зина накануне посещала подругу и вернулась поздно ночью. На скамейках читали, целовались, дремали, разговаривали.
Навстречу шла семья: детскую коляску везла Лида, а Александр Павлович Кутепов в белой рубашке «апаш» угрюмо шёл рядом, не замечая ни зелени, ни резвящихся детей, ни отдыхающих на скамейках.
Могли бы и не заметить друг друга, но жизнь так жестоко наказывала их, что хотелось кому-то объяснять, доказывать, убеждать в чём-то себя и других или просто поговорить с человеком, которого ты знаешь. Вот и не прошли мимо, встретились, как бывшие боевые соратники, познакомили жён, традиционно пошутили над тем, что в одной коляске мальчик, а в другой — девочка. Усадив жён с детьми между читающими и целующимися, они бродили по аллеям с тяжёлым разговором, зная, что никогда им ни в чём не убедить друг друга, но, может быть, удастся в чём-то убедить себя.
— Да. Она погибла, — сказал Кутепов. — Но в газетах ложь. Её не убили — она покончила с собой.
У Менжинского были какие-то ужасные болезни. Он не мог ходить и принимал подчинённых в кабинете лежа. Но даже и на диване боли не утихали, и, разговаривая с Ягодой, он стонал, и стоны иногда переходили в крик:
— Кутепова больше нет. Мы его уничтожи-или-и... Главный враг сегодня — Вра-ан-гель! Смерть Врангелю! Пусть Ян срочно разрабатывает план. Идите, а я... А я буду болеть.
Ягода знал, что наркому помогают только хорошие допросы, когда арестованного терзают до полусмерти. Тогда Менжинский вскакивал и сам принимал участие. Ноги при этом не болели.
Заботина против его желания перевели из хозяйственного отдела в группу Яна Серебрянского. Начальник несколько раз вызывал его и расспрашивал о жизни, об участии в войне, о плене, о знакомых офицерах. Заботин отвечал осторожно и кратко.
Вообще Серебрянский ему нравился: высокий, с приятным чистым лицом, с неожиданно низким голосом. Всех, кто с ним сталкивался впервые, всегда поражал голос — глухой спокойный бас, казалось бы, совсем не подходящий для высокого моложавого темпераментного человека.
И однажды для Заботина настал страшный час, когда своим спокойным низким голосом Серебрянский сказал:
— В соответствии с решением руководства, мы должны уничтожить самого опасного врага СССР — Врангеля, и это поручается вам, Алексей Фёдорович. Я долго к вам присматривался и заметил высокое, совсем не армейское умение изображать другого человека, не того, какой вы есть на самом деле.
— Да что вы? Какой я артист? И задание, видать, по ошибке...
— Сначала расскажу, к какой, так сказать, роли мы будем вас готовить, — не обратив внимания на возражения Заботина, продолжил начальник. — У Врангеля ещё с Гражданской войны служит в денщиках Яков Гаврилович Юдихин, он сейчас живёт у него в семье в Брюсселе. Сам Юдихин — крестьянин Смоленской губернии. Вы станете на время его родным братом. Например, Алексей Гаврилович — имя оставим, чтобы вам легче было. Вот фотография вашего брата. Даже есть некоторое сходство. Съездите к нему в деревню, разузнайте, что надо, научитесь говорить по-ихнему. Якова готовят к встрече с вами наши товарищи там. Приедете к брату с рассказами о России. План выполнения задания расскажу потом. Учтите, что вы четвёртый человек, знающий об этой операции. Пятого быть не должно. Поэтому вас будут охранять. Незаметно, конечно. Вы не должны ни с кем встречаться, ни с кем ни о чём серьёзном не разговаривать. В том числе и с нашими сотрудниками.
Читать дальше